в начале марта 1917 г., когда поднялась волна матросской стихии. Многое из того, о чем повествует Казанцев, почерпнуто им из опубликованных воспоминаний очевидцев, многое – из рассказов тех, с кем ему лично приходилось встречаться. Однако та надрывная эмоциональность, с которой он рассказывает об этих событиях, так же как и их хроникальная детализированность, производят впечатление неизменного присутствия автора во всех событиях разворачивающейся трагедии.
В дни февральской революции на Балтийском флоте погибли около сотни офицеров: в Гельсингфорсе около 45, немногим меньше в Кронштадте, в Ревеле – пятеро, в Петрограде – двое. Помимо офицеров погибли свыше 20 боцманов, кондукторов и сверхсрочников, четыре офицера покончили с собой, 11 пропали без вести. Аресту в Гельсингфорсе подверглись полсотни офицеров. Причины зверских убийств выжившие офицеры склонны были впоследствии объяснять действиями шпионов и провокаторов. Именно такая версия представлялась наиболее соответствующей истине, например, в случае с убийством вице-адмирала А. И. Непенина, когда волна самосудов (в ночь с 3 на 4 марта 1917 г.) уже схлынула. Однако российский историк М. А. Елизаров, исследовавший левацкие настроения на флоте в бурные события 1917 г. и первые послереволюционные годы, вполне уместно замечал, что никем не руководимое движение все-таки в основном выбирало не случайные жертвы. Та же толпа матросов, из которой раздался выстрел в спину Непенину, знала настроение проходившего в те же минуты гарнизонного митинга, высказавшегося резко против Непенина и избравшего командующим Балтийским флотом адмирала А. С. Максимова. Причины, по которым выбирались жертвы, были самыми различными: политические, сведение личных счетов, наличие немецкой фамилии. Не следует забывать и о том, что некоторые из матросов ранее добровольно сотрудничали с охранкой. Не случайно среди матросов бытовало мнение, что в числе убийц были заметавшие следы такого рода «добровольцы».
В «Оде революции» Владимир Маяковский очень точно передал атмосферу тех мартовских дней:
Ты шлешь моряков
на тонущий крейсер,
туда,
где забытый
мяукал котенок.
А после!
Пьяной толпой орала.
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Не вызывает удивления то обстоятельство, что ни одна из политических сил не оказалась заинтересованной в расследовании и наказании убийц. Временное правительство отнеслось к произошедшему как к некой неизбежности, что, в сущности, лишь являлось свидетельством зыбкости самой новой власти. Для вождей левых партий (от эсеров и меньшевиков до большевиков) наличие жертв являлось своего рода свидетельством того, что происходящее именно революция, а не государственный переворот. Достаточно вспомнить в связи с этим инициативу с захоронением
