target="_blank" rel="nofollow" href="#n_115" type="note">[115].
В октябре 1941 г. дневная выпечка хлеба по сравнению с сентябрем 1941 г. сократилась почти в 1,5 раза и составляла 1092 т в день. Значительный припек хлеба достигался в это время за счет использования самых различных примесей – жмыха, соевой муки, ячменной мучки, кукурузы, обойной и рисовой пыли и др. Запасы муки продолжали уменьшаться. В справке, составленной 17 октября 1941 г. для А. А. Жданова, секретарь городского комитета партии П. Г. Лазутин и заведующий городским отделом торговли И. А. Андреенко сообщали, что остаток муки, включая и заменители, составлял 17 105 т, что с предполагаемым поступлением в ближайшее время еще 2500 т муки могло обеспечить при ежедневном расходе 920 т муки в сутки потребности населения блокированного города, войск Ленинградского фронта и Балтийского флота на 21 день, т. е. до 6 ноября 1941 г. включительно. Крупы и макарон имелось на 17 дней, мяса и мясопродуктов – на 15 дней, жиров – на 37 дней, сахара и кондитерских изделий – на 42 дня[116]. Эти продукты, полагающиеся ленинградцам в минимальных размерах, в октябре 1941 г. еще можно было выкупить по продовольственным карточкам, хотя уже и начались перебои с их поступлением в магазины. Не надеясь на власти, ленинградцы сами искали пути и средства пополнения своих продовольственных запасов. Рискуя своей жизнью, они пробирались под обстрелом противника на поля, чтобы найти невыкопанный картофель и овощи. «Вчера снова видел, как сонмы людей из города с лопатами перерывали землю, разыскивая картофель, – записал в своем дневнике 9 октября 1941 г. красноармеец С. Ф. Путятов. – Видно, плохо им. Хуже, чем нам»[117]. В одном из донесений, поступивших 22 октября 1941 г. в штаб Ленинградского фронта, отмечалось, что «в расположении противника большая группа людей в гражданской одежде копала картофель. По группе был открыт огонь»[118].
Постепенно наступал голод, и его приближение отражалось в настроении и поведении населения, прежде всего тогда, когда это касалось добывания пищи. Главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов передает в своем дневнике наблюдения этого времени: «14 октября 1941 г. В связи с заказом завод переведен на тыловой паек. Настроение приподнялось. Нужно видеть, как реагирует наша публика. Старается есть побольше и, что не сможет съесть, забрать с собой. Черт его знает, какая едовая горячка появилась. Только и думают о еде. За столами, где питается администрация, берут по 2-3 вторых, едят, берут с собой. Впечатление такое, что никогда на ели. Как мелочны эти старые интеллигенты. Вся культурность у них отлетает, остается только одно животное чувство жратвы. Как бы не прозевать и набить желудок побольше. Достают талон на ужин, завтрак, по несколько талонов. Все едят и едят. Говорят, что столовая отпускает 22 тыс. блюд в сутки. Это при 2 тысячах работающих»[119].
К октябрю 1941 г. угрожающее положение сложилось и с топливом. Накануне войны Ленинград расходовал в сутки 1700 вагонов топлива, главным образом привозного. С установлением блокады город лишился не
Ленинград в осаде. Сб. документов и материалов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С. 192, 193, 194.
Архив Большого Дома. Блокадные дневники и документы / сост. С. К. Бернев, С. В. Чернов. СПб., 2004. С. 362.
Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. С. 222.
