ей поначалу тьмой, услышала негромкий смех.
– Здесь смеются сумасшедшие? – спросила она.
– Нет, – ответил мужской голос. – Здесь рассказывают анекдот.
Кто-то меланхолически произнес:
– Еще одна еврейка попала в наш несчастный эшелон.
Софья Осиповна, стоя у дверей, жмурясь, чтобы привыкнуть к темноте, отвечала на вопросы.
Сразу же, вместе с плачем, стонами, зловонием Софью Осиповну вдруг поглотила атмосфера с детства забытых слов, интонаций…
Софья Осиповна хотела шагнуть внутрь вагона, но не смогла. Она нащупала в темноте худенькую ногу в коротенькой штанине и сказала:
– Прости, мальчик, я тебя ушибла?
Но мальчик ничего не ответил ей. Софья Осиповна сказала в темноту:
– Мамаша, может быть, вы подвинете своего немого молодого человека? Я ведь не могу стоять все время на ногах.
Из угла истерический актерский мужской голос проговорил:
– Надо было дать заранее телеграмму, тогда бы подготовили номер с ванной.
Софья Осиповна раздельно сказала:
– Дурак.
Женщина, чье лицо можно было уже различить в полумраке, сказала:
– Садитесь возле меня, тут масса места.
Софья Осиповна ощутила, что пальцы ее быстро, мелко дрожат. Это был мир, знакомый ей с детства, мир еврейского местечка, и она ощутила, как все изменилось в этом мире.
В вагоне ехали рабочие из артелей, радиомонтер, студентки педтехникума, преподаватели профшкол, инженер с консервного завода, зоотехник, девушка – ветеринарный врач. Раньше местечко не знало таких профессий. Но ведь Софья Осиповна не изменилась, та же, что когда-то боялась папы и бабушки. И, может быть, этот новый мир такой же неизменный? А в общем, не все ли равно: еврейское местечко, новое ли, старое ли, катится под откос, в бездну.
Она услышала, как молодой женский голос сказал:
– Современные немцы – это дикари, они даже не слыхали о Генрихе Гейне.
Из другого угла мужской голос насмешливо произнес:
– А в итоге дикари нас везут, как скотину. Чем уж нам помог этот Гейне?
Софью Осиповну выспрашивали о положении на фронтах, и так как она ничего хорошего не рассказала, ей объяснили, что ее сведения неверные, и она поняла, что в телячьем вагоне есть своя стратегия, основанная на страстной жажде существовать на земле.
– Неужели вы не знаете, что Гитлеру послан ультиматум немедленно выпустить всех евреев?
Да, да, конечно, это так. Когда чувство коровьей тоски, обреченности сменялось режущим ощущением ужаса, на помощь людям приходил бессмысленный опиум – оптимизм.
Вскоре интерес к Софье Осиповне прошел, и она сделалась путницей, не знающей, куда и зачем везут ее, такой же, как и все остальные. Имя и отчество ее никто не спрашивал, фамилию ее никто не запомнил.
Софья
