Чтобы создать свою фирму во Франции, надо быть либо безумцем, либо иметь очень хорошее окружение. Окружена-то она была, и поклонниками ее творчества, и льстецами, и теми, кто готов был оказать ей помощь, поскольку считалась многообещающим модельером. Но она знала, поскольку видела это вокруг себя множество раз: стоит тебе облажаться, и ты уже не поднимаешься. В Париже провал – это пожизненный приговор.
Трудно не отводить глаза при встрече с неприятностями, но она не скрывала от себя, что банк может до декабря прекратить финансовую поддержку, так что оставалось еще два месяца, чтобы наверстать задержку с выплатами и закрыть отчетный год, а иначе они попадут в разряд неплательщиков.
Резкое торможение бросило стоявших пассажиров друг на друга. Она вцепилась в поручень. Поезд был забит и ехал медленно, должно быть, случилась какая-то манифестация или визит главы какого-нибудь государства. Но два человека утверждали, что тревога поднята из-за подозрительного свертка на четвертой линии, другие поправляли их, дескать, это не на четвертой, а на второй, и говорили об этом так, словно бомба – просто какое-то неудобство, помеха. В результате все перешли на первую линию, толкались, утрамбовывались, тела прижимались друг к другу так тесно, что лиц нельзя было рассмотреть, и она предчувствовала, что скоро будет вся в поту. По счастью, первая линия автоматическая, значит, эффективная, совершенно лишенная человечности, но вполне эффективная. Тут нет машиниста, следовательно, нет и задержек: остановка, звуковой сигнал, отправление – радикальная продуктивность, похожая на высчитанные до миллиметра циклы производственного агрегата, и ей снова вспомнились эти гигантские ткацкие станки, чей грохот до сих пор стоял у нее в ушах, словно она была внутри них. На каждой остановке происходил круговорот пассажиров, коридоры извергали из себя потоки опаздывающих, все перемешивались между собой, люди лезли отовсюду, толкались, ужимались в не слишком счастливую толпу, и, отчетливей чем когда-либо, у нее снова возникло ощущение потерянности. У Авроры вся спина была в поту, ноги подгибались, словно ее охватила лихорадка, но это был лишь иррациональный приступ беспомощности. В свое время Ричард оставил свою предыдущую жену ради Авроры, и вдруг ни с того ни с сего она в течение восьми лет испытала чувство вины из-за этого разрыва, словно была в ответе за горе той женщины. Она убедила себя, что однажды Ричард сделает с ней то же самое. Только это произойдет не так резко, он будет отдаляться от нее миллиметр за миллиметром, будет оставаться с ней все меньше и меньше, все больше поглощенный своей карьерой.
Поезд прибыл на станцию Сен-Поль. Она позволила эскалатору поднять себя наверх, словно к выходу из преисподней, и вернулась на свежий воздух, даже не поднявшись ни на одну ступеньку, совершенно без сил, с расстегнутой блузкой, осаждаемая отравленными мыслями.
Вернувшись к себе во двор, она осмотрела все выходившие в него окна: лишь очень немногие были освещены, в некоторых
