бы роли не поменялись. Мой удар будет сильней.
Я не ждал ни тебя, ни любви. Я не могу до сих пор наречь эти внутренние конвульсии каким-то добрым словом, потому что так не любят, да и любят совсем не так. Ты думаешь, что один из нас сильнее другого? Ложь. Мы оба одинаково слабы. Тот, кто первый захлопнет дверь, будет образцом для подражания. Мне все равно, кто из нас это будет. Потухнет пожар. Погаснет огонь. Осядет вода. Успокоится ветер. Останется пустота, как наглядное олицетворение войны, в которой умерли все, потому что не за что было драться. Так положено, Хлоя, ненавидеть и идти на войну. По крови не растет трава. По выжженной земле не бегают дети. Я принял и уместил в себе тот шаг, который сделает кто-то один. Я уже сросся с возможностью быть первым. Мне все равно, если я буду вторым. Это, конечно, ничему меня не научит. Но хотя бы отпустит…
Животное. Разрывающее чужака в границах своих владений. Но я тобой не владею. Так откуда тогда этот ад… Великая жизнь и великое испытание. Было бы привычней сбегать по утрам из постели, пока никто не видит, не слышит, не ищет руками между подушкой и одеялом. Проще на лестничной клетке в пролете бегом натягивать свитер и шапку до самых бровей, вылетая с черного хода, дворами и наискосок, потому что туда не выходят окна и некому стоять на дозоре, засаживая пулю между лопаток. Чтобы не повадно было. Лучше пьяным в темноте давать такие клятвы, которым позавидует даже Бог, а потом растворяться в ночи и тумане, уезжая на первом подвернувшемся такси домой – спать и забывать. Письма выбрасывать в урну возле подъезда, разбивать телефон об асфальт. Заводить новые координаты и знать, что теперь у тебя на один номер меньше, а на один грех больше, что еще одна жизни разбилась об твою, а тебе было не очень-то и надо. Охота. Иногда бывают осечки. Потому что ублюдок и донжуан, который не разбирает категорию жертв, а просто идет на все живое и движимое в одном направлении. Пару улыбок. Несколько нужных слов. Человек-перевертыш. Пока требуют обстоятельства – раб. А потом жестокий хозяин. Потому что мы поменяемся, Хлоя. Недалек и тот день, когда ты будешь лежать у моих ног. Ты знаешь, что нужно для этого сделать. Поэтому ты медленно выжираешь мое личное сердце, чтобы я не дай бог не наступил на твое.
Посмотри на меня, девочка. На скандалиста и манипулятора, доводящего до истерики и покаяний даже тогда, когда сам не прав, когда уже близится край, когда к горлу приставлены вилы, когда уже нужно остановиться и дать зализать рану, из которой фонтаном бьет кровь. Я умею быть и таким. Я умею быть разным. Ты пока не видела этих лиц. Стоит только ответить мне добром, я покажу каждое. Я люблю тебя. Я не люблю тебя.
Я делаю из тебя то друга, то врага, чтобы было ради чего стоять на месте или исчезать навсегда и быть вечно озабоченным только этим бегом «к» и «от», не оставляя более времени и сил ни для чего другого в своей жизни. Стирать себя из жизней гигантским ластиком тишины ровно в ту секунду, когда станет скучно. Мне не скучно с тобой, только пока ты меня держишь на поводке. Но даже зная это, я никуда не уйду. Я привык
