p>Потом этот король присоединил к короне Амьенское графство и Вермандуа.
Когда Филипп II Август выиграл сражения у англичан и императора Оттона IV, это позволило ему присоединить все английские владения, расположенные севернее реки Луары. Дипломатия и меч склоняли перед государем один феод за другим. Владения Плантагенетов таяли, Франция росла, как славное дитя в колыбели.
По неширокой улице предместья провинциального городка Нарбонны бежал простолюдин. Это был толстый малый, одетый в грубую куртку и заплатанные штаны. Он бежал по мостовой, раскинув руки. Волосы его в ужасе стояли дыбом, а лицо перекосилось в жуткой гримасе.
– Крысиный король! – кричал бедняга так, что неустрашимое сердце и то дрогнуло бы. – Крысиный король! Погибла бедная душа.
С разбега он упал на обочину, прямо в пыль. Люди выбегали из домов. Окружили его. Двое мужчин склонились, помогая ему встать.
– Я видел его. Пропала моя душа, вот что я скажу вам, – плакал толстяк. – Крысиный король в погребе де Лузиньянов. Горе мне, несчастному.
– Матерь Божья! Крысиный король! Христиане! Последнее чудовище видели в тот год, когда в город пришли чума!
– Именно! Ее принес крысиный король по наущению местной колдуньи.
– Это доказательство. И такое. Которое отправит на костер и не такого сеньора, спаси нас господи!
– Вот именно, крысиный король. Я, понимаете, отправился за вином для графа, дай, думаю, загляну в тот угол, давно там крысиное гнездо хотел забить. Матерь божья, спаси мою душу… а там многоголовый, и пищит всеми головами. Гляньте, меня до сих пор в холод бросает.
– Сжечь весь замок с его колдовством.
Перепуганного работника повели в трактир и стали наперебой угощать вином, не забывая и самим отведать. Трактирщик не успевал подавать кувшины.
– А старик де Лузиньян обернулся вороном, лопни мои глаза.
– Клянусь телом господнем, эта девка, его внучка, волчицей по лесу рыщет, как мать ее, покойница. Я от страха даже обделался, когда встретил ее в лесу.
– Помните историю, когда покойная графиня до смерти уморила старого мельника, когда перекидывалась лисицей.
– Не лисицей, дурень Конгар, а рыжей волчицей.
– Не рыжей волчицей, а черной кошкой.
– А бабка иха все в дымоходы совой заглядывала, младенцев высматривала.
– Верное доказательство христиане, теперь у нас верное доказательство.
– Зачем нужно доказывать, что колдун – это колдун. Колдуна нужно жечь.
Все обернулись на эти слова. Человек в черных рыцарских доспехах и с мечем на перевязи поднимался из-за стола в темном дальнем углу.
– Верьте мне, добрые католики. И вот вам подтверждение моей правоты, – человек рывком сорвал с головы шлем, к которому, вопреки обычаю того времени, были приделаны пластины, скрывающие лоб, нос и щеки необычного рыцаря.
Люди охнули разом. Вместо лица у рыцаря была тусклая маска из бледной безжизненной кожи с коричневыми пятнами.
– Это ожег?
– Нет, колдовство. Де Лузиньян брызнул в меня чистейшей водой из своего сосуда и вот что получилось.
– Сжечь колдуна, сжечь! В аббатство его на святой суд.
Старый граф и его внучка, единственные представители когда-то многочисленного семейства де Лузиньянов, сидели в комнате. Внучка, устроившись у ног деда на скамеечке, читала вслух книгу. Желтые древние страницы освещал колеблющийся огонь камина, пока не озарил все кровавым багровым пламенем.
– Ой, – вскрикнула девушка, захлопывая книгу, словно прочла в ней свою судьбу. – Дедушка!
И тут оба услышали шум под окнами.
Толпа черни собралась под башней.
– Сеньора де Лузиньяна на суд! – кричали простолюдины.
– На суд проклятого колдуна!
Черный рыцарь стоял в стороне с мрачно опущенными на лицо черными металлическими пластинами и только глаза его сверкали в узких прорезях. Этот волчий блеск говорил красноречивее всех слов.
И вот в бойнице появился старик граф.
– И кто же меня здесь хочет судить? – высокомерно спросил он. – Уж е мои ли холопы?
– Святая Церковь!
– Божий суд!
– Всевышний! И святая церковь, заступница христиан!
– Пусть дождется Страшного суда! – крикнул граф на это.
И толпа замерла от ужаса.
– Колдун! –
