героини, которая путешествует по удивительным новым мирам с помощью волшебной мыслесферы дядюшки Альберта. Более обстоятельный вариант мы находим в серии «Волшебный школьный автобус», и надо полагать, метафоры и аналогии работают сходным образом в большей части научно-популярной литературы. С их помощью можно составить четкую картину того, что наука сообщает нам о мире, но при этом зачастую пропадает понимание того, откуда взялись те или иные идеи, а читатель лишается возможности участвовать в их обсуждении.
Следует, однако, остерегаться упрощенной критики научно-популярного жанра. «Объяснительный» текст вполне может казаться однобоким, но его надо рассматривать как одну из многих возможностей вступить в соприкосновение с наукой. Как полагает Левенстайн (Lewenstein 1995), в сетевой модели научной коммуникации это во многих случаях не проблема, поскольку имеется более разнообразная экосистема вовлечения общественности в науку. Кроме того, большинство текстов выполняют несколько функций одновременно и в этом отношении компромиссны. В своих детских книгах Стэннард очень аккуратно помещает в центр сюжета ребенка, задающего вопросы, и так же аккуратно рассказывает о дискуссиях, происходивших в истории современной физики. Общественность может свободно игнорировать, перетасовывать и подвергать критике тексты – даже если такие реакции и не доходят до автора (см. работу о дискуссиях в веб-культуре (Jenkins 2006)). Придуманный Ричардом Докинзом термин «мем» – особенно интересный случай в этом отношении (Brown 2013; Salon 2013).
Недавние работы историков науки подвергли дальнейшей критике идею, что популяризация науки – всего лишь форма культурной гегемонии по отношению к пассивному обществу. В очерках Файфа и Лайтмена о популяризации науки в XIX в. «Наука на рынке» (Science in the Marketplace, Fyfe and Lightman 2007) аудитория предстает как масса потребителей, приобретающих научно-популярную продукцию, будь то книги, журналы, выставки или игрушки. Важно отметить, что авторы полагают чувство потребительской идентичности весьма мощным. По Файфу и Лайтмену, потребители XIX в. все больше узнавали о разнообразии предлагаемых им знаний и конкурирующих между собой идей. Они могли не только выбрать себе продукт по вкусу, но были в состоянии понять, какому из этих продуктов и в какой мере можно доверять. Анализ, который проводят Файф и Лайтмен, весьма основателен, но следует с осторожностью отнестись к их несколько романтическим представлением о влиянии потребителей. Конечно, потребители никак не пассивные простаки, но они не всесильны; и у нас имеется возможность как для более нюансированного взгляда на влияние популярной науки, так и для более эмпирических исследований аудитории.
Контуры истории популярной науки
Простейший очерк истории популяризации науки, на первый взгляд, должен следовать за трудами великих ученых{10}. По мере того как в течение столетия после смерти Ньютона формировался его культ, появлялись
Мерчент (Marchant 2011) справедливо указывает на необходимость изучения доминирования авторов-мужчин в наше время.
