занятие по душе придумать, – напомнила жена.– Уже девятнадцатый год пошел, довольно ему баклуши бить. От праздной жизни только дурные мысли и глупые поступки.
– Устрою его в коммерческий институт,– пообещал Викентий. – Пусть изучает, зубрит основы рыночной экономики, менеджмент, маркетинг, учится составлять бизнес-планы. В жизни пригодится, продолжит семейный бизнес в сфере курорта и туризма. Я не вечен, да и ты тоже не бессмертная, по наследству достанется прибыльное дело. Придет его черед, когда мы состаримся, пусть заранее набирается ума – разума и опыта.
– Ты так говоришь, как будто прощаешься,– прикоснулась она к его руке своей пухлой, словно из ваты, теплой ладонью. – А вообще правильно мыслишь, на перспективу. Тебе бы где-нибудь депутатом или министром работать. Там бы развернулся, размахнулся…
– Я всегда трезво мыслю, – парировал он ее ехидный комплимент.
– Заговорила, а ты, как волк проголодался?– участливо спросила Нинель и подала на стол тарелку с фирменным домашним кулинарным изделием – жареным салом с яичницей и луком.
От этого блюда Аристов страдал постоянной изжогой. Но толстая кормилица и поилица не обращала на эту реакцию организма своей половины особого внимания, считая сущим пустяком, капризом.
Чтобы не огорчать жену, не портить зыбкий климат согласия, он для вида поковырял вилкой в тарелке, а потом достал из холодильника кусок буженины. С аппетитом умял его и запил кефиром. Огладил рукой тугое, как барабан, брюхо, выпиравшее из-под свитера. Прозвучал зуммер телефона. “Наверное, невесты Кирилла звонками достают, пытаются домоседа выманить на улицу»,– подумал Викентий, намереваясь после ужина отдохнуть у телевизора, узнать последние новости.
– Батя, это тебя какой-то мужик просит,– услышал он из прихожей голос сына и поспешил к телефону. Взял из его руки трубку.
– Слушаю.
– Аристов, это ты?
– Да, кто говорит? Представьтесь.
– Неважно, скоро ты сам преставишься, если не одумаешься, не сделаешь правильных выводов, – небрежно отозвался незнакомец, а затем угрожающе. – Советую к «Лазури» больше не соваться. Заметано, это мой объект, не рыпайся, если еще жить не надоело.
– Кем заметано, назови имя? – повысил голос Аристов, не ожидавший такой наглости.
– Сказано, заметано и точка! Держись подальше от пансионата, если хочешь дожить до глубокой старости… – и связь оборвалась.
– Вот шакал, кому, мне, Аристову, угрожать,– лицо Викентия побагровело, белки налились кровью. Нинель редко видела супруга в таком гневе. Испуганно вытаращила на него и без того выпуклые, как у жабы, с белесыми ресницами глаза, робко спросила:
– Кто звонил?
– Какой-то пришибленный кирпичом кретин,– зло ответил он и пригрозил не ведомо кому. – Скоро поплатится за эту беспардонную наглость. Грязных оскорблений и обид я никому не прощаю.
– Может в милицию или
