дело – никак не для ребенка.
– Уилл Генри – мой ассистент, – ответил Доктор с улыбкой. Он по-отечески погладил меня по голове. – Внешне, возможно, он и ребенок, но внутренне он развит не по годам и крепче, чем может показаться тому, кто мало его знает. Его услуги мне необходимы. Он незаменим.
Тон, каким это было сказано, не допускал возражений, нравилось Эразмусу Грею решение Доктора или нет. Старик еще раз бросил взгляд на мою скрюченную фигуру, ибо я согнулся, обхватив руками колени и дрожа от весеннего холода. Мне показалось, что в его глазах промелькнула жалость, и не только горькое сочувствие моему обязательному участию в этой мрачной экспедиции, а нечто большее. Возможно, он интуитивно понял, сколь высока цена «быть необходимым» Доктору Пеллинору Уортропу.
А что до меня, то я вспоминал свои наивные отчаянные просьбы, обращенные к отцу год назад, взять меня с собой. Теперь, по иронии судьбы, он делил свое местопребывание с мертвой девушкой, лежащей рядом со мной. А я-то молил: «Я хочу пойти с тобой! Пожалуйста, пожалуйста, возьми меня с собой!»
Эразмус Грей отвернулся, но неодобрительно крякнул и покачал старой головой. Он взялся за вожжи, телега дернулась, и наше зловещее путешествие началось.
Теперь, читатель, уж много лет минуло с той вызывающей суеверный ужас кошмарной весенней ночи 1888 года. И, однако же, за все эти годы не было ни единого дня, чтобы я не вспоминал ее с удивлением и вечным, непроходящим страхом – безумным страхом ребенка, когда в его сознание брошены первые семена разочарования. Мы можем оттягивать этот момент. Мы можем стараться изо всех сил отложить горький урожай, но день, когда молотят зерна, все равно настанет.
Есть вопрос, который не дает мне покоя до сих пор и будет мучить всегда, покуда я не присоединюсь наконец к своим родителям. Если бы монстролог знал, что за ужасы ждут нас не только той ночью на кладбище, но и в последующие дни, стал бы он все так же настаивать на моем участии? Потребовал бы он в таком случае или нет, чтобы ребенок погрузился столь глубоко в колодец человеческих страданий и жертв – буквально в море крови? И если бы ответом на этот вопрос было «да», тогда можно было бы утверждать, что есть на свете чудовища пострашнее Антропофагов.
Чудовища, которые, с улыбкой гладя по голове и успокаивая, готовы принести в жертву ребенка, положив его на алтарь своего собственного честолюбия и гордыни.
Часть третья. «Кажется, я должен пересмотреть первоначальную гипотезу»
Кладбище Олд Хилл раскинулось на холме за Новым Иерусалимом, за коваными железными воротами и каменной стеной, выстроенными так, чтобы пресечь любые попытки сделать то, что делал Эразмус Грей и что привело его к дверям нашего дома прошлой ночью. Успокоение здесь нашли те, кто первыми приехали в колонию и попали в темные объятия смерти в первых десятилетиях восемнадцатого века. Мои родители тоже были похоронены здесь, равно как и предки из клана Доктора.
Фактически мавзолей семьи Уортропов был самым
