весь дом выглядел так, словно здесь побывали грабители.
– Уилл Генри, – сказал он. По голосу было слышно, что он страшно устал. – Надеюсь, твои заботы оказались более плодотворными, чем мои.
– Да, сэр, – откликнулся я, тяжело дыша. – Я пришел бы пораньше, но я забыл зайти к пекарю, а я знаю, как вы любите его ватрушки с малиной, так что мне пришлось вернуться. Я купил последние, сэр.
– Ватрушки?
– Да, сэр. И еще я был в лавке мясника и у мистера Фланагана. Он передает вам привет, сэр.
– Почему ты так тяжело дышишь? Ты заболел?
– Нет, сэр. Я бежал домой, сэр.
– Бежал? Почему? За тобой гнались?
– Мне миссис Фланаган рассказала кое-что.
Меня переполнял восторг. Вот сейчас я расскажу ему все – и его меланхолию как рукой снимет, я уверен. А все потому, что я такой умный.
Доктор хмыкнул:
– Что-то обо мне, несомненно. Не стоит тебе разговаривать с этой женщиной, Уилл Генри. Разговаривать с женщинами вообще опасно, но с этой разговор превращается в серьезный риск.
– Не о вас, сэр. О вашем отце.
– О моем отце?
Я рассказал ему все, захлебываясь и едва переводя дыхание, – о Слайделле и Мейсоне, об агентах Пинкертона, которые рыскали по городу (что подтвердил мясник Нунан и пекарь Таннер), про расхожее мнение, что его отец был сторонником конфедератов, о его замкнутости и тяжелой реакции на падение Юга, и что все это совпадало по времени с экспедицией «Феронии». Доктор прервал меня лишь один раз – чтобы я повторил имена людей, в сотрудничестве с которыми обвиняли его отца. Все остальное время он сидел и нетерпеливо изучал меня поверх сложенных рук. Я ждал, затаив дыхание, что он скажет в заключение моего рассказа. Я был уверен, что он вскочит с кресла, обнимет меня и благословит за то, что я разрубил гордиев узел.
Вместо этого, к моей огромной досаде, он покачал головой и сказал тихо:
– И это все? Ты мчался сюда со всех ног, чтобы рассказать мне это?
– Вы это знали? – спросил я упавшим голосом.
– Мой отец был много в чем виноват, – сказал он. – Но не в измене и не в предательстве. Возможно, что он встречался с этими людьми. И возможно также, что их задачей было склонить его на сторону мятежников. Может быть, у них на уме был хитрый план – особые взгляды моего отца были небезызвестны в определенных кругах, – но какой бы план они ему ни предложили, он отверг бы его немедленно.
– Но как вы можете знать это наверняка, сэр? Вы в это время здесь не жили.
Он нахмурился, глядя на меня:
– Откуда ты знаешь, где я тогда жил?
Я опустил голову, не в силах выдержать его пристального взгляда.
– Вы говорили, он отправил вас учиться в школу во время войны.
– Не припомню, чтобы я говорил тебе это, Уилл Генри.
Разумеется,
