Название:
Автор:
Жанр:
Серия:
Издательство:
если её можно так назвать, будет осуществляться М. Цветаевой в последующие годы, а именно, с 1913 по 1915 гг. включительно. Это уже следующая ступень эстетических предпочтений молодой М. Цветаевой. Домашний фон исчезает из её стихотворений. Она предлагает своим воображаемым последователям «закреплять каждое мгновение, каждый вздох, каждый жест». К двадцати годам М. Цветаева как будто «просыпается» и обнаруживает внешний мир таким, каков он есть на самом деле. Когда она была девочкой, мир казался ей враждебным. Теперь она обнаружила его прелесть. Если что и очень нравится ей в этом вдруг обретённом внешнем мире, так это мир красивых вещей, и красивых породистых людей. Молодую М. Цветаеву охватывает страстная жажда жизни. Это не удивительно после спартанского воспитания матери, о котором неоднократно упоминала М. Цветаева. Это не удивительно и после отшельнической жизни в юности, когда Марину не интересовал никто, кроме Наполеона, и всего, что было с ним связано. 7 февраля 1914 г. Она записывает в дневнике, имея в виду себя и сестру Асю: «…нас охватила какая-то тоска по роскоши и свободе». М. Цветаева обнаруживает в себе мощь поэтического таланта, внутреннюю силу и страстную неукротимую натуру. Этому способствовало знакомство с М. Волошиным, который стал чем-то вроде наставника для молодой М. Цветаевой. Волошин осторожно направляет её внимание на различные стороны жизни, руководит её чтением, которое прежде было бессистемным. Ощутив живой трепет жизни, встретив в кругу М. Волошина прекрасных, талантливых людей, М. Цветаева сама расцветает внешней красотой. Этот период самопознания и самоутверждения во внешнем мире, который пока что великодушен и добр к ней. М. Цветаева стремится насладиться этим миром сполна. Смею не согласиться с мнением многоуважаемого М. Гаспарова, утверждающего, что в 1913—1915 гг. продолжается «установка на дневник и на поэтизацию быта». От внимания исследователей ускользает, что литературная программа молодой М. Цветаевой удивительно похожа на манифестации некоторых модернистов, например, Д. Джойса, стремившегося запечатлеть каждое мгновение жизни. Подобно М. Прусту М. Цветаева переносит в поэзию приёмы импрессионистской живописи. Это призыв нового Фауста остановить мгновение в доступных каждому формах, ибо каждое мгновение жизни – прекрасно. Упоение жизнью, открывшейся М. Цветаевой, как я уже сказала, обретает формы упоения внешними формами, красивыми вещами, которыми М. Цветаева теперь стремится окружить себя, и красивыми талантливыми людьми. Позже М. Цветаева скажет о себе – молодой: ««Что я люблю в людях? – Их наружность. Остальное я – большей частью – подгоняла» [263, 81]. М. Цветаева влюбляется в очень красивого юношу, пленённая его прелестью и тем, что его мать принадлежала к аристократической фамилии Дурново. Она гордится своей бабушкой польского аристократического происхождения. И мужу-красавцу и бабушке она посвятит стихи. М. Цветаева насыщает лексику стихотворений 1913—1915 гг. эпитетами: огромный – глаза, высокородный –
