иди куда шла!» – я, пожав плечиками от удивления, хмыкнула что-то нечленораздельное и побежала по тропинке к бане выполнять мамино поручение. Когда возвращалась, огуречная борозда была пуста, сбежал парнишка, я же про него тут же забыла. И только поздним вечером, когда подошло время поливать грядки в огороде, я вспомнила дневную историю и спросила маму о том, зачем мальчишка сидел в нашем огороде. Ответ меня поразил: «Он просто воровал огурцы». Мне было непонятно, как так просто можно залезть в чужой огород и брать то, что тебе не принадлежит, тем более огороды были у каждого дома и огурцы в это время года росли у всех. И ещё, наверное, мне в назидание, что красть нехорошо, мама, вздохнув, сказала, что только раз в жизни она украла, и все эти годы ей было стыдно за свой поступок. Дело было во время войны, в деревне по домам были расселены эвакуированные, в их доме тоже жили женщины с детьми. Одна из женщин была портнихой, она привезла с собой небольшую швейную машинку, сундучок с нитками, шила на заказ по вечерам, чтоб заработать детям на хлеб и картошку. Так вот из этого сундучка с нитками мама и украла неполную катушку ниток, так как прохудившуюся за войну одежонку, чинить было совершенно не чем, а купить было негде. К моменту этого её покаянного рассказа уж минуло с войны четверть века, а её всё ещё мучал этот неблаговидный поступок. Наверное, история огуречного воришки, и мамино нечаянное откровение, произвели на меня очень сильное впечатление, потому что этот день мне запомнился на всю жизнь. А понимание того, что стыд перед самим собой за плохой поступок может быть гораздо мучительнее любого общественного порицания, пришло гораздо позже, когда появился уже какой никакой, но свой жизненный опыт.
БАНЯ ПО-ЧЁРНОМУ
Зимы в те годы были снежные и морозные, настоящие. И еженедельный ритуал омовения тел, а проще баня, становилась непростым делом. Правило субботы всегда соблюдалось, какое бы время года ни было на дворе, а истопить баню, перемыть всю семью – святое дело. Бани тогда, полвека назад, топились по-чёрному, в основном и стояли в огородах, поодаль от жилых построек, потому как являлись угрозой пожара. Да и горели нередко от перегрева или недосмотра. Кирпич для банной печки был дорогой, и непозволительной по тем временам роскошью, поэтому в бане выкладывалась каменка – из железного колеса, от какого-либо сельхозагрегата, а на него ровно, и не в один ряд укладывались камни, чугунные и железные детали, речная галька покрупнее, словом всё, что нагревалось, но не горело и могло сохранять тепло и жар. Сверху на каменку пристраивался чугунный котёл, рядом фляги, вёдра, чугуны, всё, во что могла быть налита вода для нагрева. Чтобы протопить такую баню нужны были навык и сноровка, дым из каменки выходил через отдушину и дверь, которую, как правило, подпирали поленом, оставляя щель для выхода дыма. Зимой, чтобы натопить баню для помывки семьи, приходилось до пяти – семи раз нырнуть в задымленное помещение, чтобы подкинуть дров в каменку, и нужно было умудриться
