в дар дам от сердца. Но только как Вы дочь свою одну оставите?
– Вот и договорились, – улыбнувшись, сказал купец, – я ещё с собой и Евлампия прихвачу. Храбрый парень, не раз меня из беды выручал. Втроём-то мы быстро с Василиском разберёмся. Да ещё и Змею Горыновичу на блины останется. Только вот с плеча рубить не станем, а план ратный сотворим, как и положено в воинском деле. Каждому из нас роль свою отведём, чтобы складно действовать. И глядишь даже царапин не заработаем. А дочь моя уже взрослая, сама должна заботиться о себе.
– Вы тысячу раз правы, уважаемый Авдей, – выслушав его, произнёс Ратибор, – Вам, как бывалому воину, и карты в руки.
– Так и порешим, – сказал довольный купец, – скоро ночь уже, выспимся хорошенько, чтобы сон коварно с ног не сбил. А утром милости прошу на постоялый двор. Обсудим все наши действия ратные со свежей головою, а как день настанет, в путь отправимся.
Только тут Ратибор понял, что проговорили они весь день и вечер.
– Вы правы, достопочтенный Авдей, – вновь поднявшись с лавки, произнёс богатырь, – как говориться у вас: «утро вечера мудренее». До утра.
Крепко пожав Ратибору руку, купец залпом допил мёд и сказал:
– Буду ждать тебя, как петухи пропоют. Захвати с собой оружие ратное да доспехи богатырские.
– Всё сделаю, как Вы, уважаемый Авдей, говорите, – улыбнувшись, произнёс богатырь, – завтра с петухами я буду здесь.
Проводив его до дверей, Авдей быстро поднялся наверх и постучал в комнату дочери.
– Я уже сплю, – послышалось в ответ.
– Доченька, это я, – сказал купец и вошёл в комнату.
Марфа сидела на кровати и смотрела в волшебное зеркало.
Авдей недовольно покачал головой. Увидев отца, она быстро положила зеркало под подушку и спросила:
– Ты что-то, батюшка, от меня хотел?
Авдей, присев на лавку у окна, взъерошил усы и ответил:
– Доченька, решил я попутчиком Ратибора стать и в деле ратном ему помочь. Негоже богатырю одному супротив силы нечистой идти. Ты уже взрослая и сама сможешь о себе позаботиться.
Услышав это, Марфа вскочила как ужаленная:
– Батюшка! Что ты такое говоришь?! С ума что ли сошёл?! Тебе бы на печи сидеть, а не в бой идти. Ты стар и немощен! Куда тебе супротив Василиска-то?! Ты ведь и меча не поднимешь! А ежели сгинешь?! Что я делать-то буду?! Нет, не пущу!
– Цыц! -прикрикнул на неё Авдей, недовольный словами услышанными-Не яйцам курицу учить! Сказал, пойду, значит пойду! И слово моё купеческое не рушимое!
Поняв, что отец не отступит, Марфа решила давить на жалось и заплакала, причитая:
– Бедная я разнесчастная! Сиротинушкой милый батюшка оставить хочет! Горе мне горемыке!
– Всё, перестань тут сырость разводить, – махнув рукой, сказал
