то, о чем подумал. Незнакомец одобрительно и глухо засмеялся в ответ, словно желая сказать «молодец, ты правильно угадал». Не смех, а жуткое эхо, исходящее из глубины разверзнувшейся могилы.
– Неужели отец занимался алхимией? – я погладил страницу и понял, что под пальцами шуршит не бумага и не пергамент, это выделанная кожа, но не телячья, нет, у скота не бывает точно такой же нежной текстуры кожи. Я прикасался точно к такому же содранному кожному покрову, который обтягивал мои пальцы, руки, лицо, все тело, и хотел в ужасе отдернуть ладонь, но не мог.
– Алхимия? – на этот раз в усмешке слышалось неодобрение. – Значит, ты так ничего и не понял.
– Я понял, но, боюсь себе в этом признаться. Боюсь поверить в то, что это не еще один кошмарный сон, – решительно и твердо возразил я. Я не любил, когда надо мной пытались подшутить, как над простачком, и всегда умел поставить насмешника на место.
– Да, конечно, еще один сон, – он сложил крепкие костлявые руки на груди, полы рваной накидки взметнулись вверх, и под ними мелькнул истлевший бархатный камзол, от которого так же исходил запах праха и земли. – Если это сон, тогда где же то мерзкое чудовище, которое скребется возле твоей кровати и готово вот-вот выпрыгнуть из мглы, чтобы перегрызть тебе горло, где твой сосед по комнате, где мерный бой часов, будивший тебя каждую ночь?
– Я понимаю, чего вы от меня хотите, – мне не терпелось отойти от стола, но я не мог сделать ни шагу.
– Неужели? – и опять он пытается надо мной насмехаться.
– Я не стану заниматься колдовством, – уверенно процедил я сквозь зубы. – Я не верю во все эти глупости и считаю их несущественными…
– Твой отец верил, – спокойно и многозначно возразил он.
– А где мой отец, в какой канаве сейчас гниет его обезглавленное тело? – я больше не мог держать себя в руках и готов был кинуться на чужака с кулаками. Он был единственным здесь, кто мог мне хоть что-то объяснить, но он предпочитал говорить загадками.
– Ты хотел спросить меня не об этом, – совершенно спокойно возразил мой мучитель, как будто вовсе не замечая моего неистовства и ярости. – Тебе было бы интересно узнать, кто так внезапно оборвал жизнь твоего отца и твоей прекрасной сестры.
– Их убило колдовство, – я с отвращением покосился на распахнутую книгу, и одна из черных свечей погасла, с потухшего фитиля зазмеился дым.
Незнакомец принюхался к воздуху, мгновенно пропахшему гарью и начал настороженно озираться по сторонам. Его глаза быстро бегали из угла в угол, от свечи к свече, только кинув злобный взгляд на погасший фитиль, он вновь сумел взять себя в руке, спрятать волнение за маской высокомерия и равнодушия.
– В случае с твоим отцом, да, – согласился он на одну мелкую уступку и тут же зловеще оскалился. – Во всем надо знать меру, особенно в запретных искусствах, ты, наверное, читал об этом в университетской библиотеке, в книгах,
