разбрасывающим свои деньги так, будто те были помечены когтем дьявола. Кажется, прохожий сам хотел бы избавиться от своего золота, как от какой-то тяжкой ноши. Упаси бог, подобрать такие монеты и вместе с ними принести к себе в дом проклятие.
Ну вот, я становлюсь суеверен, подумал Марсель, скоро начну шарахаться от собственной тени и начинать каждый день с благодарственной молитвы за то, что призракам ночи не удалось лишить меня жизни до наступления утра.
И все-таки я нарисую тебя, Эдвин, решил он, должен же я оставить для себя хоть что-то на память о тебе.
Эдвин являлся к нему только ночью, но восходящее солнце живо напомнило Марселю о нем. Марсель сам не мог объяснить, почему сравнивает своего покровителя, не с мглой, а с солнцем. Даже среди тьмы, Эдвин был ярок, как лучи рассвета. Какое странное сочетание, светлый дух во мгле. Марсель уже выкинул из головы предостережение и думал о том, как лучше нарисовать Эдвина, стоящим у чердачного окна и с ангельскими крыльями за спиной, или же запечатлеть на холсте то отражение, которое мелькнуло перед ним в зеркале еще до того, как он обернулся и застал в своей мастерской незваного гостя.
В его мыслях проносилось множество образов, и все они были одинаково хороши. Перед Марселем встала бы проблема выбора, если б не одно ослепительное видение, как фрагмент из прошлого. Видел он это или нет? Может, он себе это только вообразил. Марсель прикрыл веки, пробуя восстановить картинку по частям, он видел ту самую брюнетку, которую должен был нарисовать, она сидела в резном похожем на трон кресле, еще более прекрасная, чем на его картине, а ангел стоял перед ней на коленях. Его чуть пораненная рука опиралась на подлокотник, крылья трепетали за спиной, величавые, огромные и трогательно-хрупкие из-за чистоты своего цвета. Его златокудрая голова опустилась на колени к красавице. Ее рука слегка погладила его локоны. Одна алая, как рубин, слеза скатилась по чистой щеке Эдвина и капнула ей на подол.
Какое душещипательное наваждение. Марсель остановился, чтобы побороть вскипевшие внутри чувства, страх, отчаяние, ревность и страстное рвение прямо сейчас схватить в руки кисть, чтобы запечатлеть все увиденное на века.
Эдвин, конечно, разозлится, но дело уже будет сделано. В конце концов, его покровитель все поймет и простит. Он всегда понимал его чувства и считался с ними.
Опасно шутить с огнем, вступать в противоборство или споры с высшим созданием, но Марсель не мог ничего с собой поделать. Стремление сотворить или хотя бы скопировать с живой натуры совершенство было куда сильнее здравого смысла.
Скорее прочь от шумной улицы, от непрерывного гомона и сотен тысяч голосов, которые Марсель различал на расстоянии с помощью медальона, прочь от места, где произошло ужасное подлое преступление. Ему нужно скорее запереться у себя в мансарде, взяться за кисть и не отрываться от работы. Он был исполнен решимости завершить все за одну ночь, ведь времени у него в обрез, возможно, уже скоро кто-то из невероятных и опасных сверхъестественных
