проповедь. В жизни христианской общины первостепенна проповедь о Христе, и одним из важнейших событий является встреча с проповедником, с учителем — апостолом или спутником апостола, пресвитером или епископом, поставленным апостолом. Место проповеди было гораздо более значительным, чем в привычном для нас сегодня богослужении, хотя нельзя сказать, что современный мир менее в этой проповеди нуждается.
Итак, круг вопросов горячей, острой эпохи гонения очень разнообразный, очень интересный, но богослужебные вопросы здесь не на первом месте. Уже есть сокровище церковной мысли, церковного творчества, но еще нет Устава, за который надо бороться, который надо изучать или в который надо вникать.
Но все-таки период испытания огнем и мечом заканчивается: после провозглашения Миланского эдикта 313 года Церковь получает свободу – начинается новое испытание. Это испытание свободой. И «объятиями» Империи.
Испытание свободой
Надо сказать, что каждый из названных этапов знаком на личном опыте любому христианину. Человек, крестившийся во взрослом возрасте, переживает «харизматический» период, когда еще не ощущается нехватка каких-то точных знаний, когда все дается радостно и легко, – душа захлестывается действием благодати. Затем следует время испытаний, которые могут быть как внешними – гонениями от близких или от чужих, так и внутренними – периодом сомнений, неудач и падений. И наконец, искус свободой и внешним спокойствием тоже знаком и человеку конкретному в его жизни, и Вселенской Церкви в ее истории. Чем интересны и важны такие аналогии? Тем, что, оказывается, ни один вопрос церковной истории – и, в частности, истории богослужения – не остается для нас каким-то внешним знанием: мы можем пережить его, прочувствовать как имеющий отношение лично к каждому из нас.
Итак, период внешнего торжества веры несет в себе и особые, благоприятные условия для развития богослужения, и определенный набор проблем.
Святые Константин и Елена.
Икона. XV в.
Как только появляется свобода в исповедании христианства, часть христиан уходит в пустыню. Почему? Раньше жизнь среди враждебного мира сама по себе была подвигом, требовавшим от христианина безвозвратной, всецелой верности Евангелию, даже до смерти. Компромисс был невозможен: было, по большому счету, только «да» (за которым стояла готовность на мученичество) или «нет». Теперь же мир перестает быть внешне враждебным христианству: можно строить храмы, рукополагать епископов и священников, открыто исповедовать свою веру. Авторы тех времен пишут, что в Церковь хлынуло огромное количество людей, ставших христианами «заодно» с императором. И сразу же из христиан выделяются люди, которых такое комфортное существование в мире, «во зле лежащем», не устраивает. Эту страшной волной набегающую стихию враждебного мира, как будто ставшего союзником христианства, на деле же – никогда им не бывшего, они, первые христианские отшельники, очень хорошо чувствуют. Чувствуют
