привычными за три недели легкие шаги Миилы. Она вошла, чуть покачивая узкими бедрами со своей обычной, присущей только ей, немного отстраненной грацией. Чернокожая девушка с невозмутимым видом поставила на столик поднос с утренней тайрой, сухими хлебцами и полосками вяленых водорослей. Когда выяснилось, что Ая в силу своего происхождения не употребляет никакой животной пищи, кроме молочных продуктов, из растительной ей больше нечего было предложить. А свежего молока и сыра на пиратских суднах, как правило, не водилось.
Ая вскочила на удивление легко. Остаток ночи она ворочалась, стараясь заснуть, чтобы немного набраться сил перед окончанием путешествия. Отчаявшись задремать хоть ненадолго, она думала, гадала, строила предположения о собственной судьбе, пока незаметно для себя не уснула. Отметив, что вопреки всему выспалась и нисколько не чувствует себя разбитой, она даже улыбнулась чернокожей Мииле. Которая, впрочем, не переставала ее раздражать своей демонстративной игрой в «говорю так, чтобы лерра понимает».
– Миила, – позвала Ая, когда та уже развернулась к двери. Вопреки ожиданиям, Миила остановилась.
– Миила, скажи, ты по своему желанию на этом корабле?
– Каспаша не понимать, что спрашивает, – ответила Миила, чем повергла ее в легкий шок. Прежде Ая не слышала от нее фраз, состоящих более чем из трех слов.
– У тебя браслеты на ногах. Это браслеты подчинения? – «Какая я дура, ну как она мне ответит, если это так». Но Миила не уходила, и, воодушевленная, она продолжала сыпать вопросами:
– Ты здесь рабыня, Миила? Невольница? Капитан заставил тебя быть с ним?
Миила не отвечала. Она внимательно посмотрела на Аю, а затем поджала пухлые губы и закатила глаза: мол, опять ты за старое.
– Он не может быть твоим хозяином, Миила! Никто не может! Никто не имеет права заставлять тебя!
– Капитан хороший, – Ае показалось, или улыбка у нее вышла грустная?
– Миила, он не может быть хорошим, он пират и убийца, он похитил меня и взял в плен тебя. За тебя говорит сейчас браслет подчинения, но я знаю, что сделаю: я помогу тебе! – и, опасаясь, что Миила по своему обыкновению пожмет плечами и уйдет, она горячо зашептала:
– Корабль будет стоять в гавани Лонга, я постараюсь найти органы, отвечающие за охрану порядка в этом городе, и освобожу тебя!
Миила внимательно на нее посмотрела, склонила голову набок и немного прищурила свои огромные черные глаза. Потом легкая усмешка коснулась ее полных, чувственных губ и так же внезапно исчезла.
– Миила идти. Каспаша еда, – и она вышла из каюты.
«Что я делаю, – сказала себе Ая, – с чего я решила, что смогу хоть что-то для нее сделать. Я – такая же невольница, как и она, а может, еще и похуже». И хоть Миила по большей части ее раздражала, Ая не могла не сочувствовать девушке, в чью психику и разум, должно быть, вмешались, подавив волю и удерживая теперь на этом корабле. Она вспомнила, как видела капитана и Миилу ночью на палубе, о чем-то увлеченно спорящих и смеющихся, но отогнала эту мысль: может, он приказал ей смеяться над его плоскими шутками, или Ае, в конце концов, просто показалось. Но она
