не прикоснусь, – стоял на своем Суховей.
–Вы так говорите, лишь потому, что никогда не пробовали эту вкуснятину, – пожурила его Баляс. – Между прочим, лягушка одна из чистоплотных существ, хотя и живет в болоте. Питается мошками, букашками и комариками не то, что всеядная свинья. Поэтому и мясо нежное, тает во рту. Давайте я вам махонький кусочек отщипну?
– Виола, держи его за руки, я кусочек засуну в Рафаэлю в рот, – предложила Швец и художник отпрянул в сторону.
– Нет, нет! – потешно замахал он руками, готовясь к обороне. – Тамила, не майся дурью, уймись. Чтобы я жабу ел, ни за какие деньги! Я к этой твари не прикоснусь. Она в желудке начнет квакать.
– Напрасно. Теперь я поняла, что вы не аристократ, – Виола Леопольдовна окинула его надменным взглядом и аккуратно взяла холеными пальцами гипсово-белую «жабичу лапку» и поднесла ее к крючковатому с горбинкой носу. Понюхала, определив по запаху свежесть. Приоткрыла пухленькие в алой помаде губы и сунула лапку в рот. С удовольствием, причмокивая языком, смежила ресницы и принялась с блаженной улыбкой на лице смаковать.
– Фу, какая гадость, – невольно сорвалось с губ хозяина и тошнота подступила к горлу. Он пару раз икнул и поднялся с места, чтобы не вырвать за столом.
– Рафаэль, сейчас же прекрати, не позорь меня перед подругой! Ты не в кабаке, не в туалете, веди себя прилично, – набросилась на него Швец. – Хоть ты и художник, но темный и дикий. Виола Леопольдовна, культурная, утонченная натура, во многих знатных домах Парижа считали за честь ее появление. Она знает толк в деликатесах. Вкушала не только «жабичи лапки», но и виноградные улитки, их икру, а также печень трески, омары, крабы, кальмары, устрицы, лангусты и другие пикантные блюда с царского и королевского столов. Легче перечислить экзотические блюда, которые еще не пробовала. Дегустировала, не только коллекционные вина, текилу, киянти, мартини, виски, шампанское, коньяк, другие крепкие напитки, но и блюда французской, еврейской, тайской, китайской, индийской, японской, вьетнамской, арабской кухонь…
– А украинской тоже? – ввернул слово, подавим позывы к рвоте и придя в себя, художник.
– Конечно, хотя не нахожу повода для восторга, – ухмыльнулась соседка. – Борщ, вареники, яичница-глазунья на сале и, пожалуй, все меню. Толи дело еврейская кухня. Тут тебе и мацу, бешбармак, плов…
– Ты, Тамила, не считай меня кретином, не вешай лапшу на уши. С каких это пор азиатские блюда бешбармак и плов стали еврейскими?
Соседка стушевалась, засуетилась, и не найдя аргумент, предложила:
– Виола, все-таки, давайте выпьем за наше святое дело.
– За кого вы меня принимаете? Сюда я приехала ни пить, ни гулять, а важные дела решать. У меня такое правило: делу время, а потехе – час, – строгим, менторским голосом заявила Баляс, быстро расправившись с порцией жабичих лапок и бутербродами с черной и красной икрой.
«Сразу видно, что не аферистка, а деловая женщина, чувствуется профессионализм и хватка, – с удовлетворением
