езопасность – прежде всего. В газете писали, что тамошняя цивилизация совершенно не может слова в цветном спектре различать. Они до сих пор пользуются звуковой передачей.
– Вот это точно дикари.
– Твоя правда. Потому и не едут туда наши дипломаты контакт устанавливать.
– Еще бы! Кому охота собственный звук тратить? Даже если сразу не помрешь, то по врачам потом летать будешь до самого удыха1.
– А могли бы, к примеру, робота послать. Этим звуковая волна нестрашна. Все стерпят.
– Роботы – это ненадежно. Слыхал, как они на Фульгоре2 покопались?
– Да, что-то слышал.
– Так вот. Там местных вообще не осталось. Теперь все кричат: Интервенция! Интервенция!
– Раньше надо было думать. Без разбору планетарный климат менять – это все равно что на звуковой волне покачаться. Потом либо мозги повернутся, либо околеешь.
– Видать, на нашем веку не дождемся мы отмены зеркального закона.
– Да, ничего не поделаешь. И как назло, орбита у Земли самая выгодная – до половины станций от нее напрямик доберешься.
– Жаль еще, что видимость там плохая. Атмосфера-то плотная, сразу все искажает. Пока разберешь, кого зеркалировать…
– Что верно, то верно. Всякое может случиться, когда видимость плохая. Тут надо с особой аккуратностью действовать.
– Вот я тебе расскажу, как в прошлом году пришлось мне на Земле остановку сделать. Помню, был на том месте пустырь всегда. А тут посадил машину и гляжу: поля вокруг обработаны, много всего понастроено. Хорошо, что аборигены, когда Солнца не видно, в основном по отсекам прячутся.
– Интересно, кстати, почему. Боятся что ли?
– Вряд ли. Ведь некоторые и по темноте шатаются.
– Значит, энергию берегут. Наверное, у них органы перемещения на солнечном излучении. Не очень-то удобно.
– Согласен. Это каменный век. Но тогда я подумал, что мне повезло.
– В тишине всякому хорошо работать. Никто не мешает.
– Однако какой-то активист все-таки нашелся. Радар его не сразу засек. Приборы у нас несовершенные. И когда эти инженеры наконец займутся видимостью в тяжелых газах? Неужели так сложно?
– По-моему, совсем несложно.
– И я так думаю. А они все никак не сподобятся.
– Лентяи наши инженеры, вот что я тебе скажу. Понапридумали всяких гипопространств да телепатий.
– А на что мне их телепатия, когда груз надо вовремя доставить?
– И заказывают эти ученые все время какую-нибудь чепуху, а чуть запоздаешь, так сразу: «Срыв научной работы!», «Антипрогресс»! А чтоб позаботиться об улучшении видимости в азоте – нет их.
– Посадить бы их тогда в мое кресло. Уж я посмотрел бы, как они c машиной справятся, когда дальше восьми цитов ничего не видать.
– Ого, не повезло тебе.
– Еще этот абориген идет. Медленно так. И все глаза трет.
– Наверное, резкость настраивал.
– Или батарейки садились. Темно было.
– Если бы батарейки садились, то он бы по ним постучал, чтоб остатки энергии собрать. От трения-то много толку не будет.
– Тоже верно. Но, с другой стороны, у них атмосфера шибко густая. Может, в ней трение эффективнее.
– Остановка в густой атмосфере – хуже не придумаешь.
– Не то слово! У меня тогда еще и пространственная лампа вышла из строя. Надо было срочно проверить, а там этот идет. И, главное, в мою сторону, прямо на меня идет.
– Любопытный попался. Ну, а ты что?
– Я, как полагается, зеркалируюсь. Все-таки непонятно, зачем это нам надо.
– Забота о психике отсталых цивилизаций. Чтоб аборигены не пугались.
– Да они сами такие страшные: перемещаются на двух переставных палках, а две запасные по бокам болтаются. Удивляюсь, как они не падают при такой гравитации.
– Да, иной раз зеркальнешь – потом сам себе противен.
– Ну, другие мы на внешность. Что за беда? Кроме того, там сплошной азот да еще с кислородом вперемешку. Все равно ничего толком не разглядишь.
– А тот сильно страшный был?
– Да нет, не сильно. Противный только. Вижу, идет, то ли в мешке, то ли обернулся во что, здоровенный такой и по цвету будто копченый. Голова у него маленькая, круглая, глаза узкие, прямо
Нечто среднее между смертью и озарением.
Название планеты, расположенной примерно в 254 детацитах от Земли.
