кончается! А мы… – Невельской разволновался.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь! – сказал лейтенант Казакевич.
– Нет, господа! Я не преувеличиваю!
– Признайтесь, хватили лишнего, Геннадий Иванович!
В заметке Невельской видел не только клевету на «Аврору», но и пренебрежение к нашему флоту и к русским вообще.
С этим согласились.
– И о нас смеют так писать! – воскликнул он. – Смеют!
Это новое заявление вызвало взрыв возражений.
– На дуэль вас, Геннадий Иванович! – полушутя отозвался Римский-Корсаков.
С Невельским считались. Его уважали не только потому, что он был вахтенным начальником Константина. Он превосходно знал морское дело.
Юноша князь был силен и ловок, но нервен, нетерпелив и капризен. Константин не мог выстоять обедни в церкви, бледнел там от духоты и от запаха свечей, и ему делалось дурно. Ему часто надоедало стояние на палубе, и однообразный вид моря, и все одно и то же, одно и то же. А надо было стоять всю вахту на ногах, следить и за парусами, и за компасом, за ветром, людьми, командовать, мгновенно улавливать все, что происходило вокруг. К этому приучали Константина и Литке, и капитан, и – бессменно – его вахтенный начальник, неотступно бывший при нем во время вахты и служивший ему примером. Он обязан показывать князю, требовать с него, делать все твердо, без колебаний, без ошибок и очень почтительно, как и все.
Однажды боцман в ночной вахте, не разглядевши кто, обложил великого князя самой крепкой матерщиной, когда тот на аврале подвернулся ему под руку. Константин сначала не то расстроился, не то струсил, но потом был в восторге и просил не взыскивать с боцмана, увидев в таком происшествии ту близость народу, которую преподавал ему Федор Петрович.
Дело Невельского было сложней. Он требовал, все объяснял, отвечал на все вопросы. И надо было следить за князем. Однажды у берегов Швеции волной чуть не сбило Константина с ног, понесло к другому борту, и Невельской мгновенно схватил его своей железной рукой.
Невельской, крепкий, с железным здоровьем, всюду успевал. И обычно – никаких лишних разговоров. Сдержанность входила в плоть и кровь его.
И он все знал, все читал, всем интересовался, все узнавал и всегда был готов ответить на любой вопрос по математике, кораблестроению или из модной литературы.
…Проведя годы подле великого князя, Невельской многое перенимал от окружающей среды, он впитывал в себя лучшее, что было в традициях этого общества. В то же время, привыкая, приучался смотреть на высшую аристократию и даже на царскую семью, члены которой часто бывали на судах, как на обычных людей. И он прекрасно понимал, что эти люди не знают флота и не представляют его будущего.
Царь бывал на «Авроре». Он знал Невельского как лучшего вахтенного начальника. Царь даже прощал ему заикание, но относился к Невельскому как-то свирепо-иронически.
Товарищи любили Геннадия. Многие завидовали ему. Его рассуждения на общие
