или Хальк. И он был равный среди равных.
В этой дачной вольнице и не пахло нравами государственного мужского колледжа. И не было никого, похожего на Пальчика. Случалось, что ссорились и даже дрались, но главные мальчишечьи законы были прочны: двое на одного не нападают, слабого не дразнят. Конечно, над боязливостью и неловкостью смеялись, но посмеются и забудут. Здешний ребячий мир снисходительно прощал недостатки своим питомцам. Наверно, потому, что в каждом жило ощущение свободы и беззаботности. Лето теплое, небо чистое, лес и озеро ласковые, игры веселые. И нельзя идти против природы, травить жизнь страхом и обидами.
Увидев ребят и Альбина среди них, Корнелий растерянно встал посреди аллеи. Но Альбин глянул ясно, беззлобно и сказал мальчишкам:
– Это Корнелий, мы в одном классе были. – Потом спросил: – Ты, значит, тоже здесь поселился?
– Ага… – неловко сказал Корнелий.
– Ну, пошли! – Альбин стукнул о землю красно-желтым мячом. – Мы в пиратбол на берегу играть будем. Знаешь такую игру?
Вечером они шли домой вдвоем, и Альбин, глядя под ноги, вдруг сказал, негромко так:
– Ты, может, думаешь, будто я нарочно тогда в поход не пошел, с испугу?
Корнелий изо всех сил замотал головой:
– Не, я знаю, что ты болел!
– Тебе, наверное, досталось там…
– Ну и черт с ними! – Корнелий мужественно прищурился.
– Дикие какие-то, – почти шепотом проговорил Альбин. – Я так и не понял: что им надо? Все на одного.
– Это Пальчик всех заставляет… – пробормотал Корнелий. И тоже стал смотреть под ноги.
– Нет, – вздохнул Альбин. – Все какие-то… Если бы Пальчик подевался куда-нибудь, они бы другого нашли.
Альбин говорил «они», как бы отделяя Корнелия от остальных, от класса. И Корнелий радовался этому, хотя от стыда покалывало щеки.
Значит, Альбин понимал, что он, Корнелий, зла ему не хотел? Может, и не помнил даже, как Дыня вместе с другими потешался над новичком? Нет, помнил, конечно, только чувствовал, что Корнелий тянется за другими от собственной беспомощности.
Альбин вдруг запрыгал на одной ноге, а другую поджал, отколупывая от босой ступни вдавившийся камешек. Потом быстро глянул на Корнелия из-за голого коричневого плеча.
Корнелий насупленно сказал:
– Ты теперь уже не вернешься в колледж, да?
– Почему же? – Альбин встал на обе ноги, наклонил голову набок. – Я вернусь. Только… я теперь так им не дам с собой. Я тогда не знал, а теперь знаю.
– Что знаешь? – Корнелий опять почему-то смутился.
– Как жить знаю, – просто ответил Альбин. – Я решил.
Он был вроде бы и прежний Альбин, и в то же время другой. Без вечного ожидания опасности в глазах. Веселый. Открытый.
Он бегал босиком, все в тех же
