день рождения, ему пятьдесят. Он по-прежнему нигде не работает, но не унывает. Его голос был достаточно бодрый, когда я позвонил ему. Я уже пять лет работаю в Германии, в головном офисе. Сейчас сижу в аэропорту Мюнхена, жду вылета и пишу. Своих сыновей я отправил в Париж на экскурсию, а сам вот еду на свою родину, в дорогую Одессу. Я подарю Коле двести евро, ему деньги сейчас нужны. С женой я это обсудил, она согласна. Я не могу не приехать к Кольке на день рождения, на его юбилей. Не приехать мне было бы неудобно перед Колей и, прежде всего, перед Елизаветой Антоновной. Она неважно себя чувствует, почти не выходит из квартиры. У нее что-то с ногами, ей тяжело сойти с третьего этажа. Но я знаю, что будет вся та же картошечка с килечкой, помидорчики, огурчики и вкуснейший торт, ради которого стоит проехать полмира. И еще я знаю, что скажет Елизавета Антоновна, когда поднимет бокал вина.
Друзья далекого детства
Еще когда мы жили на старой квартире в центре Одессы, во дворе, где я вырос, у меня была своя гопкомпания. Мы все были почти одногодками. Аркаша, Лепа, Беня, Серый и я. Все, кроме Бени, жили в нашем дворе, Беня жил в соседнем. Он еще и учился в другой школе. Но был липшим нашим корешем. После школы мы обычно шли играть в футбол в парк, недалеко от дома. Беня всегда заходил в наш двор, жонглируя мячом, останавливался в самом начале, поднимал голову вверх, глядя на окна моей квартиры на четвертом этаже в глубине двора, и кричал, что есть мочи: «ПААВЛЕК! Идем в футбик играть!». Подниматься на четвертый этаж старого дома ему явно было лень. Я в этот момент, как правило, обедал и порывался убежать из-за стола, но мама меня всегда останавливала – «Надо доесть!». Но надо было и дать понять Бене, что я его услышал, иначе он продолжал бы кричать на весь двор «Паавлек!» без остановки. «Сейчас иду», – выкрикивал я в окно, быстро доедал и бежал, сломя голову, играть в свой любимый футбол. На кодовый крик «Паавлек!» вылетали, также, Аркаша, Лепа и Серый. Двор, как правило, отмалчивался, зная, что сейчас крики закончатся и вся гопкомпания исчезнет, и во дворе снова воцарится тишина и покой.
В парке был небольшой пустырь, там мы и играли. Штангами служили деревья, два пирамидальных тополя и две акации. Подключались мальчишки с других дворов. Я демонстрировал высокое индивидуальное мастерство обводки, Лепа удивлял всех своими мощными ударами с любых дистанций, Беня, который был полноватой комплекции, мало бегал, и постоянно стоял в офсайде. Но зато много забивал. Если ты все время стоишь у чужих ворот, обязательно забьешь. Серый предпочитал играть в обороне, а Аркаша, который занимался борьбой, и в футбол играл с нами скорее из солидарности, но зато хорошо стоял на воротах, – помогала спортивная реакция. Играть мы могли часами, три часа, четыре, пять часов. Никакой усталости. Пока чья-то мама не приходила, наконец, и не кричала: «Сколько можно? Уже семь часов. Ты обещал на час. А уроки когда будешь делать? Быстро домой!» Игра разваливалась, и мы, вымазанные в пыли с головы
