монаха знал, что его Бог миловал от рабства, заберет к себе прежде, чем такие бесчинства твориться начнут на землях их. А сыновьям оставаться на родной земле в это смутное время. Это он и братия его начали раздоры чинить, всю жизнь то с одними, то с другими шел он против братьев своих. За это страшную цену его Даниилу заплатить придется.
Разве мог он знать, когда сам еще мальцом был и на коня в первый раз садился, и понял, что не простой смертный он, а князь, князем рожден, князем умрет, разве мог знать он, что доживет до таких страшных времен. И страшно ему будет наследников своих оставлять. А время такое, если еще не наступило, то наступало неуклонно. Единственное, чего ему хотелось теперь, чтобы если не умножили, то сохранили они земли свои, кои он завоевал для них и обустроил.
– Не само собой все это сделалось, – заговорил тихо Роман, много раз приходилось мне и деду вашему сражаться, слыть беспощадными, и погибали, и ранены были братия наши, но об одном только мечтали, чтобы крепким и самым лучшим было княжество наше.
Он говорил. Слушали его сыновья и заметили они в этот раз, что никогда прежде не говорил он так твердо, почти яростно, словно сон ему какой или видение было, и зрел он то, что еще им видеть не дано было.
Князь Роман хотел увериться в том, что смогут они защитить свою землю, чтобы не случилось, какие бы испытания им не выпадали.
Даниил был в полдень на площади городской и странного человека слушал. Что-то такое было в облике его, что мурашки по коже бежали. И задумался он о грядущем своем, а тут еще и отец о том же твердит упорно. И ясно было, что черные тучи со всех сторон плывут к ним, и никак разогнать их нельзя.
Но ничего не сказал о монахе Даниил отцу, потому что не знал, что сказать. Но он не знал, что тот сам к отцу пожалует в ближайший час.
Даниил знал из книг и от учителей своих, что много веков самым большим, красивым и могущественным Киев считался, там сидели всегда великие князья, те, которые были всем им отцами, возглавляли тот мир.
Но говорили, что разрушен, сей град, полчища татар поганых камня на камне там не оставили. И отец подтвердил, что не выдумки это, а чистая правда.
– Но как же так, – возмутился Даниил, – совсем его не защищали, али справиться с ними невозможно было? Тогда зачем же мы вообще на этот свет народились?
Ничего не понимал он, и понять не мог. Но знал, что так просто не позволит над миром своим измываться, пусть отец не тревожится. А если стоять крепко, если не отступать, любые татары отступятся и никогда не сладят с ними.
Но легко было в богатом да прекрасном Галиче рассуждать о том, что стало в далеком Киеве, говорить вообще легко, пока тебя такая беда не касается, и напора этого ты еще видеть не мог.
Отец говорит об уходе, Василька мал совсем. Ничего не понимает он и не особенно вникает в слова, которые поизносятся, он томится и ждет, пока отец его отпустит. Не настало
