правитель. Он старался забыть о том, что где-то рядом заповедный лес, и боги его предков остаются все более далекими и забытыми. Монахи прозвали его Лысой горой, извратили все, и духов славных признали нечистыми. Все они стали называться одним словом – нечисть, чистыми же они считали исключительно сами себя, да и могло ли быть по-другому, когда таким грозным было противостояние. И говорили они о гуляниях и разгулах и разврате, а развратом они называли все подряд, что в этом мире было с ними не связанно. Но никак не могли они даже сами себе помочь. Честной люд в том лесу все равно оставался и никуда они уходить не собирались – вот что было труднее всего пережить. И только костры видели они по берегам тех самых рек и озер. И самые дерзкие славяне не собирались слушать их, и отправлялись туда. Из заповедных стали они запретными. И бытовала сказка о взбесившихся русалках, которые и правого и виноватого, стоит ему появиться, с собой на дно утащат, скучно им стало в одиночестве, поспорили они на то, кто больше душ утащит. И тело подходящее нашлось – утопленника в те дни выловили, так разложившегося, что узнать его было уже невозможно, но что там произошло, их не интересовало, все на игры списали.
Многие все-таки не крестились до сих пор, другие и покрестившись, остались прежними. И возникали они снова и снова около кумиров своих. Слушал рассказы эти великий князь и понимал он, что не сможет справиться. Волхвы были сильны, они не собирались уступать своих позиций, и князь напрасно надеялся, что со временем власть его ослабнет значительно.
Елизавете минул шестнадцатый год, и стала она так прекрасна и такой взрослой казалась, а о смелости и красоте ее ходили самые дивные рассказы в те дни. И говорили о том, что в мире нет такого жениха, который с нею мог бы уровняться. Только издалека бояре молоды да князья удельные любовались ею, но не приближались даже к дочери любимой князя Ярослава. Да и попробовали бы приблизиться, даже к поклонникам милой жены своей спокойно относился великий князь, но не к тем, кто с дочерью его быть собирался и такую дерзость имел.
Ни у кого из них никаких надежд не оставалось больше. Но не столько гнева княжеского они боялись, сколько сама Елизавета – умная, своенравная и насмешливая пугала их. Она слыла колдуньей, в храме не появлялась, даже когда сам князь шел туда. Монахи и священники уже забыли о ней и не тешили себя надеждами. Но принуждать ее к чему-то было невозможно. И то, что не прощалось другим детям, ей сходило с рук.
– Она с самого рождения нашего князя околдовала, – говорили в те дни многие, и при этом поспешно крестились.
После свидания с Волхвом в заповедном лесу, княжна ждала своего жениха. Она так часто представляла то солнечное утро, когда он появится на княжеском дворе, он появится на белом коне, и она в тот же момент его узнает. Он увезет ее в свой прекрасный замок. Отец испытает его на прочность сначала, без этого не обойтись, но он исполнит любое желание и все будет замечательно у них потом. Он расправится с толпой княжеских воинов,
