и ярким. Каких-то из них я любил как родных и близких мне людей, особенно кота Марса, ставшего настоящим членом семьи. Однажды я поведал о своих встречах со всеми этими нашими дальними родственниками жене Оле.
– Не поленись, запиши свои рассказы. Они, как мне кажется, могут быть интересны не только нам с тобой, – попросила Оля, что я спустя некоторое время и сделал.
Записал я и рассказы самой Оли, а также некоторых наших друзей. А одну трогательную историю Оля даже написала сама. Вот так сложилась эта небольшая книжка, которую я с удовольствием представляю не только маленьким, но и взрослым читателям.
Зверьё моё
Когда я в детстве впервые попал на дачу, мне показалось, что в округе вообще никаких диких животных нет. Ну, то есть таких, что живут независимо от нас, людей. Дача стояла в обжитом лесу, людьми давно застроенном. В таком лесу, думал я, вольным животным обитать наверняка неудобно. Разгуляться негде, не побегаешь на дачных участках, не попрыгаешь. Да и не полетаешь тоже. Ведь вместе с людьми часто живут ещё домашние питомцы – собаки и кошки. А от них свободным мышам и птицам одна беда.
Но дедушка сказал мне:
– Приглядись как следует. И ты увидишь – здесь разного зверья хватает. А уж птиц тем более. Только не ленись наблюдать.
И верно. Вскоре я заметил на деревьях сразу несколько белок. Они с шумом носились друг за дружкой с ветки на ветку и вверх-вниз по стволам, выписывая спирали и пируэты, подобно заправским акробатам, а может, даже лучше. Движения белок были невероятно быстры и точны. Ни одна из них ни разу не сорвалась, не упала на землю. При этом белки успевали всё время о чём-то своём болтать, что-то верещать и насвистывать. Видно было, что им здорово весело.
Потом я заметил ёжика. Точнее, сначала я услышал в траве шуршание и лишь затем его заметил. Ёжик деловито, но не слишком спеша, куда-то шёл. Заметив меня, он не слишком обрадовался, зафыркал и поспешил спрятаться в кустах. Так что я даже потрогать его иголки не успел.
Почти сразу же после встречи с ежом мелькнул и скрылся с песчаной дорожки крохотный рыжий комочек, ниточкой хвостик, чёрненькие испуганные глазки. Даже не знаю, вправду ли я заметил полевую мышку или мне только почудилось.
Затем я услышал стук. Словно где-то там наверху, над моей головой, кто-то гвозди заколачивал: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Подняв глаза, я увидел довольно крупного дятла с красной шапочкой на голове. Он, впившись когтями в еловый ствол и легонько раскачиваясь, деловито, раз за разом, ударял мощным клювом по коре, так что её небольшие кусочки даже сыпались вниз. Дедушка объяснил мне, что дятел выбивает из коры всяких жучков-червячков, которых с удовольствием ест. Я долго смотрел на дятла и думал: «Как же у него не болит голова – столько колотить? У меня бы точно заболела!»
А ещё на соседней ели я приметил маленькую серовато-голубую птичку, довольно упитанную, похожую на маленький мягкий шарик. Шарик этот спускался по стволу вниз головой, быстро перебирая коротенькими ножками, отчего казалось, что он не идёт по стволу, а ползёт. И когда дедушка сказал, что птичку зовут поползень, я сразу догадался, почему.
Спустя несколько минут по дорожке мимо дома пробежала на высоких тонких ногах другая, не похожая на поползня, стройная серая птичка в чёрной шапочке и с чёрной манишкой на груди. У неё был длинный хвост, срезанный на конце под прямым углом. Этот хвост во время бега всё время трясся.
– Прямо трясохвостка какая-то, – вырвалось у меня.
– Ты правильно решил её назвать, но чуть-чуть ошибся, – улыбнулся дедушка. – Её зовут трясогузка. Ведь она трясёт не только хвостом, но и задком, который у птиц называется гузкой.
Я ещё понаблюдал немного за этой ладной пичужкой. А потом вдруг заметил в небе целую стайку птиц покрупнее, коричневого цвета, в мелкую белую крапинку, с желтоватыми клювами. Они лёгким облаком опустились на небольшую полянку за домом и вдруг пропали. С трудом я сумел различить их, снующих туда-сюда, среди мха и травы: птицы слились с ними окраской и стали почти не видны. Этими птицами оказались дрозды. Они что-то клевали на земле и опять же словно по команде стайкой взлетали и стайкой вновь садились на землю. А поодиночке они почему-то не летали.
Между прочим, точно так же вели себя ближе к осени птицы, которых я поначалу принял за куриц, такие они были толстые и крупные. Оперенье птиц было рыжевато-коричневым, на крыльях – голубоватые перья с зеркальным отливом. В общем, выглядели эти неземные создания очень красиво, но вели себя не очень. Когда ягоды ирги на высоких раскидистых кустах, поспев, налились иссиня-чёрным цветом с розовым отливом, эти обжоры налетели точно смерчь и стали, толкаясь и мешая друг другу, садиться на тонкие ветви и с жадностью эти ягоды склёвывать. От такой великой тряски ягоды гроздьями падали на землю, лопались, и розовый их сок растекался лужицами по зелёной траве. А сами кусты от непосильной ноши склонились аж до земли. Чтобы сохранить хоть часть урожая,
