заблуждался насчет этого множественного числа – «величеств»!
Закутанная с ног до головы в шелковую накидку, в синей маске, скрывавшей лицо, гостья вошла беззвучно, но стоило чуть соскользнуть капюшону, открывшему чистый лоб и великолепные золотистые волосы, как Франсуа сразу ее узнал.
– Госпожа д'Отфор! – воскликнул он. – Вы здесь? У меня… и в такой день?! Какое великое счастье!
Поведя плечами, Мари сбросила накидку, потом сняла маску.
– Не напускайте на себя вид торжествующего петуха, мой дорогой Франсуа. Я пришла к вам отнюдь не от «нее», а от себя. Но прежде скажите, мы одни?
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом? Пьер де Гансевиль, который только что вышел, наверняка в оба глаза сторожит эту запертую дверь.
– Я здесь, чтобы говорить с вами о Сильви. Где она?
– Глупый вопрос! Разве вы не знаете? – проворчал он, мгновенно рассердившись.
– Нет. Я знаю, что она находится там, где, как говорят, и должна находиться: в часовне замка Ане. Ведь Сильви жива, не правда ли?
– Кто мог внушить вам подобную мысль?
– Прежде всего молодой маркиз д'Отанкур, который совершенно не верит в ее смерть, так как беззаветная любовь к Сильви подсказывает ему, что она не умерла.
– Какая глупость! – воскликнул герцог де Бофор, покраснев от гнева. – Этот молокосос видит сны наяву и верит в них! Ему следовало бы окунуть голову в холодную воду!
– Этот молокосос, милый мой герцог, всего на два года моложе вас, – рассмеялась Мари, – но в нравственном отношении старше вас лет на десять. Если он говорит, что любит, ему можно доверять. И, поверьте мне, он любит Сильви!
– Это безумие! Причем безумие, опасное для его разума. Разве он не может ограничиться слезами по усопшей вместо того, чтобы изливаться в глупой болтовне?
– Об этом он говорил только мне. И я не назвала бы это излияниями. Что касается опасностей этого безумия, то, по-моему, они не столь велики, как опасности безумия вашего.
– Разве я безумен? Поистине, мадам, вы говорите мне об этом при каждой нашей встрече, но вам следовало бы понимать, что теперь мое безумие никому навредить не способно. Особенно той, которая меня забыла!
– Постойте, друг мой! Мы перестаем понимать друг друга! Вспомните, что мы говорим не о королеве, а о Сильви. И я утверждаю, что, объявив ее умершей, вы, наверное, сделали самое важное, но совершили при этом глупость… К тому же не одна я так считаю…
Из белоснежных кружев, в которых прятались ее восхитительные груди, Мари извлекла письмо со сломанной печатью и помахала им перед носом герцога.
– Это еще что такое? – изумленно спросил Франсуа.
– К чему терять время? Вам следовало бы спросить меня, от кого это письмо! Сейчас я скажу. В ожидании, пока я вам его прочту, помучайтесь… Но, ради Бога, сядьте! Очень тягостно
