показалась ему странной. Обыкновенная упаковка байеровского аспирина – но Фарнсуорт углядел в ней какую-то неправильность. И было что-то необычное в том, как Ньютон пил: медленно, аккуратно, стараясь не пролить ни капли, – словно нечто драгоценное. И вода помутнела от одной-единственной таблетки аспирина; тоже любопытно. Надо будет проделать этот трюк с аспирином, когда посетитель уйдет. Поглядим, что получится.
Прежде чем горничная удалилась, гость попросил ее передать портфель Фарнсуорту. Когда дверь за ней закрылась, Ньютон с явным сожалением сделал последний глоток и поставил еще почти полный стакан на ближний край стола.
– В этом портфеле лежат бумаги, которые вам следует прочесть.
Фарнсуорт открыл портфель и вытащил толстую стопку листов, сразу отметив, что бумага на ощупь непривычная. Очень тонкая, но при этом плотная и гибкая. Первый лист целиком занимали химические формулы, аккуратно выведенные синеватыми чернилами. Фарнсуорт быстро глянул остальные: электронные схемы, таблицы, рисунки, изображавшие нечто похожее на заводское оборудование. Станки и чертежи деталей. На первый взгляд кое-какие формулы показались знакомыми. Фарнсуорт поднял глаза:
– Электроника?
– Да. Отчасти. Вы знакомы с этой отраслью?
Фарнсуорт не стал отвечать. Если чудаковатый богач Ньютон знает о нем хоть самую малость, то наверняка наслышан о сражениях, в которых Фарнсуорт (как глава команды из сорока юристов) отстаивал интересы одной из крупнейших компаний, выпускающей электронную начинку для автоматических станков. Вздохнув, он принялся за чтение…
Ньютон сидел выпрямившись в кресле и не сводил глаз с юриста; белые волосы поблескивали в свете люстры. Он улыбался, но все тело ныло от боли. Чуть погодя он вновь поднял стакан и стал пить воду, которую на протяжении всей своей долгой жизни считал самой большой драгоценностью в мире. Он делал маленькие глотки, глядя на погрузившегося в чтение Фарнсуорта, и мало-помалу тщательно скрываемая тревога, которую внушала ему странная комната в этом все еще чужом мире, и страх перед толстяком с массивной челюстью, блестящей лысиной и поросячьими глазками начали отпускать. Он пришел куда надо. Все получится…
Прошло более двух часов, прежде чем Фарнсуорт оторвался от бумаг. За это время он выпил три порции виски, и уголки его глаз покраснели. Поначалу он заморгал, едва видя Ньютона, потом наконец сфокусировал на госте широко открытые глаза.
– Что скажете? – спросил Ньютон, все еще улыбаясь.
Толстяк вдохнул поглубже и замотал головой, как будто силился прочистить мозги. Когда он заговорил, его голос был вкрадчив и осторожен.
– Я не все здесь понимаю. Только часть. Часть. Я не разбираюсь ни в оптике, ни в фотопленке. – Он вновь уставился на зажатые в руке бумаги, словно проверяя, не испарились ли они в воздухе. – Я юрист, мистер Ньютон. Юрист.
И затем, абсолютно внезапно, голос ожил и зазвенел, жирное тело и маленькие глазки обрели живость.
– Но я разбираюсь в электронике. И в красителях.
