и жестоко припекало ему голову, да так, что становилось дурно. Ещё и сказывалось вчерашнее употребление спиртного. Чтобы хоть как-то взбодриться, он решил искупаться, но едва зайдя в воду по пояс, взвыл от резкой боли в правой ступне. К списку выше перечисленных злоключений, добавился ещё и глубокий прокол правой ноги от осколка стекла зелёного цвета, который впился глубоко в его ступню словно клык хищного зверя. Несчастный путник готов уже был, как в кино, бить кулаками об землю от отчаяния и боли, как до его замутнённого сознания стало доходить то, что его… окружают! И подняв голову, он заметил с десяток «жевунов», которые стояли полукругом вокруг его распластавшегося тела и всё так же чего-то там пережёвывая, переговаривались на своём языке с невероятным количество шипящих «Чи» и «Ши». Они все были роста ниже среднего, пузатые и мордастые, со слегка вылупленными глазами. И как некий пароль он снова услышал: «Цо, Сталин – курва?» И он чуть было, не теряя самообладания, опустошённым голосом выдавил: «Курва… курва мать!» Боль в ноге стала невыносимой, пронзая, словно лезвием его мозг и, вырвав из неё это злополучный кусок стела, он печально констатировал, что из раны сильно хлещет кровь. Поляки, услышав ответ, добродушно закивали головами и не обращая внимание на его пораненную ногу, стали интересоваться: «В Афганистане був?» Кто – то улыбаясь, пропел: «Белые розы… белые розы…»
Но так не могло продолжаться вечно, и всё-таки здравый смысл восторжествовал, один из пожилых «жевунов» с шикарно – длинными усами «А – ля Тарас Бульба» и с физиономией Леха Валенсы, что-то прошепелявил низкорослой тётке, и она колобком покатилась в сторону дач, на своих коротких ножках, нервно вздрагивая пикантными ягодицами. Довольно быстро она вернулась с плетёной корзиной, в которой кроме куска хлеба с сыром, пластиковой бутылки с водой, были ещё йод и пара валиков с бинтами. Пока Борис сам себе перевязывал ногу, публика не расходилась и, наблюдая молча, следила за ним, с выражением неподдельного сострадания на лицах. Поблагодарив местных жителей, он поковылял по тропинке вдоль берега реки, долго чувствовал их взгляды у себя на затылке.
На Краков!
Солнце уже клонилось к закату, когда путник добрался до первой ухоженной деревушки, где на площади красовался небольшой костел, около которого на площади не спеша прогуливался местный служитель весьма набожного вида. При знакомстве он оказался на редкость приветливым человеком лет сорока, худощавым и до синевы выбритым подбородком. Борис нуждался в обуви большего размера, так как перевязанная и солидно распухшая ступня уже не влезала в старый башмак, и следовало ожидать только ухудшения. Польский батюшка без лишних слов отвёл своего незваного гостя, в какую – то подсобку при костеле, где кучами лежали какие – то поношенные вещи. «Это мы собираем среди прихожан в помощь для жертв Чернобыля» – сказал Батюшка и добавил: «Христиане помогают своим ближним!» Рыться в старых вещах было уже слишком для его
