живете, – повторил Киреев. – То есть ты хочешь сказать, что в картинной галерее может пропасть подлинник Куинджи, и его никто не хватится?
– Может, Эдик, в том-то и дело, что может, хотя, если честно, у меня у самого это в голове никак не укладывается.
– В общем, давай так. Я пошуршу тут по своим каналам. Может, кто-то чего знает или слышал. Временной интервал мне понятен. Как что узнаю, так сразу наберу. Ок?
– Олл райт, – рассмеялся Дорошин. – Ты ж знаешь, я не люблю американизмы. Уж если переходить на английский, то на старый, добрый, классический, которым я, впрочем, владею крайне слабо.
– Да ладно врать-то. – Эдик тоже с удовольствием расхохотался. – А то не помню я, как ты шпарил по-английски в американском посольстве, когда «Троицу Ветхозаветную» у нас чуть ли не с ОМОНом отбивал.
Дорошин тоже вспомнил историю, в ходе которой он и познакомился с Эдуадром Киреевым. Познакомился, а потом и подружился. Было это почти двенадцать лет назад. Святыня стоимостью почти в миллион долларов была украдена из храма в одном из райцентров еще в конце восьмидесятых годов, когда сам Дорошин еще учился в школе. Искали ее ни шатко ни валко.
Пятнадцать лет назад, когда Дорошин еще только начал составлять свой каталог, он внес в него эту икону шестнадцатого века, а спустя три года обнаружил ее выставленной в Москве, в частном музее русской иконы, в котором тогда и работал Киреев. Владелец музея сообщил, что реликвия принадлежит частному лицу, с которым он ведет переговоры о возможной продаже, чтобы вернуть на родину.
На самом деле директор музея предупредил владельца иконы о том, что экспонатом его коллекции, находящимся в международном розыске, интересуются, и за приличное вознаграждение пообещал втихаря вывезти икону из музея. Узнавший об этом Киреев, как человек честный и порядочный, предупредил Дорошина, и тот явился в музей вместе со своим областным ОМОНом, мало надеясь на помощь московских правоохранителей.
Как выяснилось, он был прав, потому что на помощь директору музея приехала другая спецгруппа, и не положили они там друг друга исключительно чудом. Документы о том, что на самом деле «Троица» краденая, у Дорошина были, поэтому короткая «разборка» закончилась один – ноль в его пользу. Икону он тогда из музея забрал, но был вынужден вместе с представителем музея, которым оказался Киреев, отправиться в американское посольство, чтобы присутствовать на встрече с коллекционером, в одночасье лишившимся одного миллиона долларов.
Как рассказывал потом своей жене Эдик, притащивший Дорошина к себе домой пить водку, «встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, в условиях взаимного доверия, и стороны выразили готовность прийти к пониманию по всем рассматриваемым вопросам и расширять дальнейшее сотрудничество».
Дорошин только посмеивался, вспоминая, какими глазами смотрел на него безукоризненно вежливый коллекционер. Если мог бы разорвать, то разорвал бы голыми руками, да еще и глотку перегрыз. Из частного музея Киреева, конечно же,
