скрягой, сребролюбцем, страдал болезненным тщеславием и завистью, причем с возрастом все сильнее. К этому добавлялась болезнь, медленно разрушавшая былую его неотразимость, от которой в конце концов осталось одно воспоминание. Сам он все отчетливее чувствовал, что у него остается мало времени для наслаждения накопленными богатствами. Фуке был, напротив, молод, красив, пользовался огромным успехом у женщин и уважением у мужчин, а богатством не уступал самым состоятельным соотечественникам. Неудивительно, что он уже отодвигал в тень министра, сумевшего вызвать всеобщее презрение, но еще сохранявшего реальную власть.
То, как Мазарини подталкивает наверх Кольбера, раньше служившего отцу и сыну Леталье, не могло не рождать подозрений, однако самоуверенный Фуке ни о чем не желал слышать. Его герб со стоящей на задних лапках белкой и тщеславным девизом «Quo non ascendet»[1] все еще сиял в лучах успеха. В конце концов Персевалю пришлось замолчать, памятуя о том, что противостояние судьбе – напрасный труд.
Со времени смерти Жана де Фонсома он опекал Сильви, рядом с которой находился большую часть времени, и почти не показывался в своем доме на улице Турнель. Там заправляла деловитая Николь, которой помогал Пьеро, превратившийся в рослого, основательного молодого человека. Пользуясь богатой библиотекой герцогов де Фонсомов, Персеваль почти не тосковал по собственным книгам. Крестница и ее дети, к которым он относился как любящий дедушка и которые любили его, как своего родного деда, были, с его точки зрения, наградой, ради которой можно было многим пожертвовать. Кроме того, поселившись у Сильви, он перестал представлять препятствие для брака Жаннеты и Корентэна, носившего теперь титул интенданта семейных владений. Персеваля удручало, что у этой пары не рождаются дети, но тем большей была его привязанность к Мари и Филиппу. Все они, включая Марию де Шомбер и семейство Фуке, образовывали вокруг Сильви кольцо любви и внимания, заботясь, чтобы ее жизни больше ничто не угрожало.
Однако королевский указ пробил в этом оборонительном кольце брешь. Оставалось гадать, какие ветры станут там гулять и каких бед наделают.
На следующее утро гости поместья Фонсом разъехались. Королевский мушкетер, звавшийся Бенином Довернем, господином де Сен-Маром, выехал в Экс, а вдова маршала Шомбера вместо того, чтобы вернуться в Антей, отправилась в Ла-Флот, навещать свою захворавшую бабку. Что касается Сильви и Персеваля, то они, оставив разочарованного Филиппа в обществе аббата Резини и Корентэна Беллека, тоже удалились: Сильви – в свой дом в Конфлане, близ Венсенского леса, Персеваль – к себе на улицу Турнель, готовиться к поездке. Жаннета предпочла сопровождать герцогиню.
– Не могу оставить ее беззащитной! – заявила она мужу. – Новый двор вряд ли окажется лучше старого.
– Не придумывай отговорок! Просто тебе хочется стать свидетельницей праздника по случаю
«Куда не подняться».
