чаще – в школе, заранее, между делом, на переменках или на других уроках, когда мне было скучно.
На уроках мы стали озорничать, писать друг другу записки, играя «в почту». Например, в моём альбоме хранится открытка «Слава Великому Октябрю» с текстом внутри: «Дорогой Галчонок! Поздравляю тебя с „4“ по геометрии. 10.12.1968г. Лида (Сницаренко)».
Несмотря на все изменения, которые произошли со мной в пятом классе, я продолжала учиться почти на одни «пятёрки» и чувствовать любовь к моей персоне со стороны большинства учителей. Порой, мне прощалось и озорство.
Помню, как учителя не раз сердито говорили, когда я крутилась за партой:
– Вервейко, встань и повтори, что я сказал (а)!
Я вставала и повторяла только что сказанную фразу. Весь класс начинал смеяться, а вместе с учениками и сами учителя!
В это время началась и моя «педагогическая деятельность»: я была с кем-то из наших девчонок вожатой в октябрятском 1 «А» классе – у нашей первой учительницы – Клавдии Ивановны Карбиной. И своих октябряток я неимоверно любила: они даже снились мне во сне! Многому мы учились у Клавдии Ивановны: как уметь сохранять дисциплину, работая с детьми, как с ними разговаривать и каждого понимать. Хочу ещё добавить, что когда мы учились в начальной школе, то шефствовали над детьми детского сада, в котором раньше были сами. Так что, практически с первых своих школьных дней я была «воспитательницей». И это мне очень нравилось! Я мечтала, став взрослой, работать педагогом.
Но все шалости на уроках не прошли даром. И в моей пионерской жизни произошёл один, трагический для меня, случай. Однажды на собрании пионерского отряда 5 «А» класса меня переизбрали с должности председателя за моё поведение в школе. Не знаю, почему я становилась неуправляемой? Может, сказывались семейные неурядицы (болезнь мамы и отсутствие родителей)? И после собрания у меня было сильное потрясение от случившегося: мне даже не хотелось жить. В этот момент мне казалось, что я никому не нужна на всём белом свете… Больше всего меня поразило то, что некоторые мои друзья «бичевали» моё поведение, которое до этого поддерживали сами. Ведь нас учили в школе, что так должны поступать настоящие пионеры – быть принципиальными и бороться с недостатками своих товарищей. Единственной, кто поддержал меня в этот момент, была Фирс Ира. Мы шли с ней вдвоём из школы к ней домой, и она успокаивала меня, что всё не так страшно, как мне кажется. И в этот момент я поняла, что она является для меня самым надёжным другом в жизни. Её родители тоже успокоили меня, когда мы им честно рассказали о случившемся, сказав, что «всё перемелется – мука будет».
Дома я ничего не стала рассказывать о произошедшем в школе, чтобы не расстраивать дедушку с бабушкой, ведь это было бы большим позором для них! И вскоре, действительно, меня «восстановили в должности»,
