и молчала, и я уже удивлённо смотрела на неё, чем же это стихотворение так её поразило, а она уткнулась взглядом в морскую даль и не двигалась.
– Фиса, о чём ты думаешь?
И только тогда она повернулась ко мне и взглянула прозрачными глазами с едва заметным серым зрачком. Её шепот был глухим, а губы почти не двигались:
– Как это… как мои мысли прочитала… так ведь и думала… никогда, чтоб не знал… не …всё надеялась, не скажу …смогу себя остановить… а вон как вышло.
– Фиса, Роберт счастлив, что ты, глупая! Зачем себя в любви останавливать, если он любит тебя! Любит!
Даже потрясла её за плечи, а она всё повторяла:
– Так ведь… всё так… чтобы не больно ему-то было… чтоб сердце ему не достать… мир чтоб его цвёл… я бы рядышком за него радовалась…
– Ты сейчас радуйся! Ты любишь его, он тебя любит, вы счастливы! Не смей вспоминать свои страхи, слышишь, не смей!
И я громко запела какую-то её песню, которая заговор, не совсем понимая слова, но она была весёлой в мелодии, и показалась мне в тему. Фиса, наконец, успокоилась, покачала головой и запела сама сильным и уверенным голосом.
Ночью, вспоминая этот удивительный день, я поняла – всё в прошлом, есть только настоящее. Не зря вспомнились эти стихи, они смыли слезами прошлое отчаяние и дали надежду на настоящее, а каким оно будет, зависит от нас с Амиром. Когда нет надежды на будущее, надо сделать настоящее таким, чтобы оно это будущее вместило в себя, все мечты и чаяния.
Походив по комнате, я встала у окна и долго смотрела в темноту, лишь изредка освещаемую отблесками луны на воде. Странный день, стихи вспоминаются постоянно, мне кажется, что я не знала их в таком количестве, вообще во взрослом состоянии специально их не запоминала, а строчки всё проявлялись и проявлялись. Одно я даже проговорила вслух:
Надежда – чувство приблизительное,
Но страх всегда бьёт в сердце точно.
Бояться жизни унизительно,
Спасает только вера в прочное.
Спасает душу только искренность,
Без отступлений… и без «НО»
А полу правда… полу истина,
Как забродившее от лжи вино.3
Мне стало грустно, я требую от Амира искренности, а сама всё время его обвиняю и не даю ему возможности откровенно поговорить о себе. Мой собственный страх мешает мне слышать Амира. Хорошо сказано в стихотворении, правильно – я боюсь жизни. Всеми правдами и неправдами я бегу от Амира, говорю, что люблю его, а сама продолжаю бежать и этим своим побегом усиливаю страх, тот страх, который в нём уже есть. Что он не справится со своей силой, что он недостоин моей любви и ещё много страхов, которые я своим поведением в нём создала.
– Полуночничаешь?
Фиса была на страже, она подошла ко мне и спросила:
– Думу думаешь?
– Думаю.
Тяжело вздохнув, я задала вопрос, который давно меня мучил:
– Мне
Галина Ахматова 2009 г.
