здесь он – воин Господень, здесь он – «изумленный», как бы потерявший разум обычного человека и уже обретающий разум Христов.
Вся жизнь в монастыре преподобного Александра Свирского и позднее странствование по монастырям были воистину тем, чем они представлялись воину Христову вначале: огнем и пучиной, сечей кровавой и смертью ветхого человека. Молодой послушник ревностно и разумно исполняет свои послушания в монастыре, сначала в поварне, а потом в трапезной; имеет живое общение в откровении своих помыслов со старцем иеросхимонахом Леонидом (Львом); находится в подчинении у своего бывшего дворового; холодной осенью достает из глубоких вод озера запутавшийся невод; с любовью служит он братии при трапезе.
Однако монастырь оказывается многолюдным, желаемого уединения душа послушника Димитрия не находит и от своего старца при его большой занятости людьми не всегда получает он искомое разрешение душевных вопрошаний и сомнений. Старец старается утешить скорбящую душу юного искателя древней полноты монашества, поручает ему написать житие своего старца схимонаха Феодора, что послушник Димитрий со временем и исполняет. В Александро-Свирском монастыре начинается та духовно-литературная деятельность будущего Святителя, то его служение слову, которое он почитал дороже самой жизни.
В нашей духовной литературе впервые появляется описание природы, впечатления от которой становятся одним из слагаемых подлинного поиска Живаго Бога и одновременно составляют непреходящую красоту писаний преосвященного Игнатия. Прежняя, усвоенная еще в детстве любовь к природе Божией нашла здесь воплощение – в сердце страждующего инока. «Пред окнами моей келлии, – пишет он в бытность свою зимой 1828 года в монастыре преподобного Александра Свирского, – стояло древо, разоблаченное морозами, как скелет, разоблаченный смертию. Уединение изощряет чувства, изощряет мысль; круг действия их расширяется. <…> Обнаженное древо служило для меня утешением: оно утешало меня надеждою обновления души моей.
Гласом моим, гласом ума моего, гласом сердца моего, гласом тела моего болезнующего, гласом немощей моих, гласом падений моих воззвах (Пс. 141, 2) : Господи, услыши молитву мою (Пс. 142, 1) , вонми молению моему (Пс. 141, 7), которое воссылаю Тебе из среды браней, потрясающих ум мой и сердце, из среды болезней, томящих и расслабляющих тело мое, из среды множества немощей, объемлющих все существование мое, из среды бесчисленных падений, которыми преисполнена жизнь моя»[27].
Эта и подобная исповедь Святителя в слове и составит его путь и жизнь, его особое, отличное от других шествие к Богу; она же соделается и основой возникновения[28] к жизни духовной, подлинной, сокровенной в Боге, для всех читателей его книг и последователей его учения.
Среди различных скорбей новоначального послушника, так подробно изъясненных им выше в его первом литературном опыте, Господь не оставлял избранника Своего и духовными утешениями. Святитель свидетельствовал, что
Авторское словоупотребление монахини Игнатии. Ср. церковнославян
