в нем, домов соседей вниз по холму.
Громыхало так, что у сиртингина закладывало уши, а мраморная бахрома на арочных порталах террасы дрожала и норовила осыпаться прямо Варлу под ноги. Сиртингин хмурился, то и дело мерил размашистыми нервными шагами террасу и рассеянно поглаживал свою темную курчавую бороду. Не к месту думая, что за сегодняшнюю ночь в ней точно пробьется седина.
Высокий, статный, казалось, мужчина сгорбился и постарел, переживания истрепали всю душу и усугублялись всякий раз, как он слышал надрывные, полные страдания крики жены.
Боги всемилостивые, помогите ей. Ибо если что-то случится, не знаю где возьму силы, чтобы пережить это.
Он прекрасно помнил миг, когда два года назад впервые увидел Адалию. Худющая грязная оборванка, она не вызывала ничего, кроме жалости и омерзения. Но едва Варл взглянул в необыкновенно синие, чуть раскосые глаза, как понял, что пропал навсегда. Купив рабыню, что отнюдь не входило в планы на тот день, синдирин привез ее домой.
Отмытая, накормленная, убежденная в том, что теперь находится в безопасности, девушка явила поистине редкую красоту. Как оказалось, под рваным рубищем скрывалось изящное тело. Грязные патлы превратились в длинные локоны такого светлого оттенка, которого, пожалуй, и не встретишь по эту сторону Архипелага.
Кроткий нрав, недюжинный ум как-то естественно и логично способствовали тому, что за один взмах ее ресниц, за взгляд, адресованный только ему, вскоре Варл готов был отдать все на свете. И таким же логичным и не в меру обсуждаемым стал тот неслыханный и невиданный доселе факт, что хозяин – более того – сиртингин! не только даровал рабыне свободу, но и ввел в свой дом как жену и госпожу.
Общество не то чтобы всколыхнулось – оно вздрогнуло от такой беспрецедентной дерзости. Но Варлу было плевать. Он любил. Так, как никогда и никого и ни разу не пожалел о своем решении. Адалия стала тем самым лучшим, что было в строгом и жестком сиртингине. Она пробуждала в нем лучшие человеческие качества и утраивала их, как и потребность видеть, слышать, касаться, просто быть рядом. Адалия как-то сразу и бесповоротно стала самым важным из того, что у него было. Стала его жизнью.
И теперь эта жизнь мучилась и угасала там, за дверью. Сколько раз сильный духом сиртингин замирал в страхе от ее криков. Сколько раз за сегодняшнюю ночь рассудительный и умеющий себя контролировать ван размашистыми нервными шагами направлялся к дверям с намерением ворваться в покои. Сколько раз одергивал и останавливал себя.
Сейчас он ничего не мог сделать: ситуация не поддавалась ни контролю, ни статусу, ни власти. Все было в руках богов и семейного врачевателя, который находился сейчас рядом с Адалией, чтобы облегчить ее страдания и обезопасить появление первенца на свет.
Когда Варл уже в тысячный раз возносил молитвы к небесам, внезапно все стихло. С похолодевшим затылком сиртингин впился пальцами в белый мрамор парапета, у которого стоял. Ветер, до того безжалостно гнувший деревья и дождь, шквалами воды заливающий террасу – все вдруг прекратилось и замолкло. Да так внезапно, что Варлу показалось, будто он оглох: такая тишина разлилась вокруг. И в этой тишине мужчина вдруг осознал, что не услышал первого крика ребенка. Вообще ничего не услышал.
По затылку вмиг побежали холодные искорки, коля страхом, обливая спину ледяным потом. Не в силах больше терзаться Варл ринулся к двери, но та внезапно распахнулась сама, и появившаяся на пороге служанка сделала приглашающий жест.
Сиртингин на негнущихся ногах переступил порог. Полумрак просторной комнаты, все ее пространство, казалось, пропахло кровью. И даже десятки свечей, ароматы сандала и роз не могли развеять ощущение мук. Варл подошел к ложу. Прислужницы перестали суетиться вокруг и тихо замерли у стен. Лысеющий уже врачеватель омывал руки в тазу. И вода в нем казалась багряной в отсветах неверного пламени светильников.
– Как она?
– Все прошло хорошо, ван сиртингин. Долго, но хорошо. И ванни, и ребенок в порядке. У вас дочь. Поздравляю.
– Тебе огромная моя благодарность, достопочтимый Рост, – два перстня с огромными камнями и увесистый кошелек перекочевали в еще дрожащие от усталости руки старого лекаря. Тот с достоинством поклонился и вышел из покоев.
Прислужницы расступились перед ложем, и сиртингин наконец смог подойти к жене. Измученная, но счастливая та взглянула на мужа.
– Я думал, сойду с ума, пока это случится. – Варл поцеловал свою женщину, пригладил взмокшие на висках волосы. – Как ты, моя ванни?
– Все хорошо. – Кивнула на резную люльку под тонкой кисеёй. – Посмотри, какая она красивая.
Ван Варл в нерешительности откинул прозрачный балдахин. Драгоценный сверток слегка пискнул, и из-под расшитого золотом покрывала высунулась маленькая ручка. С такими крохотными пальцами, что у строгого сиртингина защемило сердце перед этой беззащитностью.
