на меня не смотри, ты парень начитанный, спортивный, с хорошей дворянской родословной, – хотя вас иногда называют каторжанским родом, – видимо успели пошалить твои родственнички ещё при царском режиме. Но белая кость, что у Ивана, что у тебя чувствуется. У тебя и жизнь должна другая быть, а мне предрекли, что долго ещё буду ходить по граблям. Понимаешь, я иногда ощущаю, как будто в меня велосипедным насосом закачали эти грабли, и они встали внутри, вонзив свои гребёнки и выходить, никак не хотят. Думаю, это с нервами связано, – добавил Лоб.
– Лоб, тебя предрекатель, наверное, заклеймил и ты вбил себе в голову эту чушь, сам же говоришь, что книги полюбил, вот и читай их. Они много умного говорят. Всё дело в тебе. Ты взрослый не мне тебя учить.
– Правильно ты говоришь, как Макаренко, а сам зубы Кольке выбил, Салёпу изуродовал. Вчера директора окатил с балкона, и другого негатива много про тебя рассказывают. А говорить умно, я знаю, ты мог и раньше. Вот почему взрослые парни всегда на равных с тобой держались.
– Нет, не за это. С моими двоюродными братьями они тоже нормально дружат. Я думаю всё дело в Иване, Захаре и Часовщике, которого все блатные в городе остерегаются. Я знаю, кто он есть. Знаю практически всех его друзей и знаю, что он не простой Часовщик, а уважаемый твоим миром человек. Я уже не тот маленький мальчик, каким ты меня знал раньше, а вполне созревший мужчина. По секрету тебе скажу, у меня даже женщина была, вот здесь, где спят мои друзья, на этом самом топчане. Я всё понимаю. А насчёт моих подвигов, о которых ты говоришь, – это жизненные обстоятельства подвиги создают. Но внутри у меня, ни граблей, ни вил нет. И я если захочу, могу поступить в любой престижный институт, не смотря, что учусь слабо по некоторым нелюбимым предметам. Я не Ломоносов и не Циолковский, но если растормошить во мне талантливый стержень, который у меня спрятан в ВЧК. То могу быть и как они, а может даже и знаменитее, чем они.
– А что это за ВЧК, – спросил Лоб.
– Выдающаяся Черепная Коробка, – вполне серьёзно ответил, Беда и пальцем постучал себя по голове.
– Вот чешет, вот чешет, – удивлялся Лоб, – с тобой говорить осторожно нужно. А то ума такого наберёшься, что можно идти поступать самому в институт. Тебе бы ещё пять грамм налить, ты мне повеселей, чего может, нагородишь.
Лоб заразительно рассмеялся, что спящие мальчишки начали ворочаться.
– Может растолкать их, – спросил Сергей.
– Пока не надо, пускай поспят ещё, – сказал Лоб, – а после на улицу им нужно на пол часика выйти и потом уже домой идти.
…За дверями раздались шаги, по звуку Серый мог определить, что идёт не один, и не два человека. Не став ждать условного сигнала, он встал и открыл дверь. Вошли Дюк, Салёпа и двое взрослых парней ровесники Лба, Маран и Фока. Оба они жили в этом дворе и работали матросами на маленьком судёнышке. Когда навигация у них заканчивалась, им выдавали огромные деньги, которые они прокатывали
