тебя главным. Причем, над теми людьми, с которыми ты работал, ходил обедать, нелицеприятно, но за глаза, обсуждал то самое начальство, которое тебя теперь тоже начальством сделало. Ситуация – хуже не придумаешь. С одной стороны, приятно, что тебя выделили, зарплаты добавили. С другой стороны, ты начинаешь думать, как себя вести, что говорить, что не говорить. Чувствуешь постоянный внутренний дискомфорт. Уже и поговорить на отвлеченные темы не с кем, и ты становишься одинок. Плюс тебе в обязанность вменяется еще и заставлять людей работать. Постепенно ты начинаешь отдаляться от людей, постепенно переходишь из состояния «своего парня» в состояние «сволочи-начальника». У меня этот этап продлился три месяца. Не знаю, длинный или короткий этот срок, но он был четко отмечен границей, когда мой бывший коллега назвал меня «Александром Николаевичем». Я готов был разорвать его на куски из-за сарказма, который из него при этом лился. Но я только кивнул в ответ. Теперь Миша делает мне табличку, а я его подгоняю.
Заверещал пульт. Завод – это вам не open space в каком-нибудь московском офисе, где сидят клерки в белых рубашках. Завод – это машина, где есть четкая иерархия, подчиненность и дисциплина. Здесь ничего не происходит само собой. Здесь все контролируется. Система выстроена и работает еще с военных времен, и люди, как винтики, делают каждый свое дело и, как ни странно это звучит, гордятся тем, что являются частью единого целого.
Я взглянул на табло пульта. Звонили с проходной заводоуправления. Редкость. Наверное, ошиблись. Я понял трубку.
– Саня, это Серега! – бодро заявили в трубку. – Тут хренопупел в форме меня не пускает к тебе. Звякни на пост, чтоб эти потроха меня пропустили.
Я опустил трубку и нажал на заранее запрограммированную кнопку пульта.
– Слушаю, Александр Николаевич.
– Ко мне пришел Нижегородов Сергей. Пропустите, пожалуйста.
– Хорошо.
И я нажал на «отбой».
У меня было несколько минут на размышления. Серега ко мне на работу никогда не заходил, хотя тоже работал на заводе, в одном из основных цехов. Цех, кстати, был с вредным производством, и люди уходили оттуда пачками и такими же пачками приходили. Серега работал там по специальности уже лет пять, и это ему нравилось.
Вообще, про Серегу надо рассказать отдельно. Его было много. Всегда и везде. Знакомы мы были по школе, был он на три года младше, но знала его вся школа. Обладая выдающимися способностями, учился он на «отлично» по всем предметам, но поведение было из ряда вон. Все ЧП в школе обязательно были связаны с его именем. Директор его опасался, учителя побаивались потому, что Серега, начитавшись какой-нибудь научной лабуды, начинал прямо на уроках экзаменовать учителей. Зрелище было – я вам доложу. Молоденькую учительницу, отличницу, сразу после пединститута, которая замещала математичку, он довел до обморока, предложив ей посоревноваться в доказательстве теоремы Пифагора – кто больше способов доказательства предложит. Кроме того, летом между шестым и седьмым классом он прибавил в росте
