которая, сгорбившись, грелась возле очага. – Кара! Это я – Таисья! Скажи своей сестре Глэдис, этой старой стерве: мне есть что ей предложить в обмен на мою свободу! Только скажи сегодня же! Сейчас!
Ведунья медленно подняла на взбудораженную Акрабу выцветшие от времени глаза, от которых, казалось, остались лишь черные зрачки.
– Ты уверена, Таисья? Ты же знаешь, Верховная Ведунья не любит, когда ее беспокоят по пустякам.
Таисья! Акраба уже и забыла, как звучит на слух ее истинное имя.
– В моем «пустяке» течет кровь Древних! Так и скажи этой старой перечнице! – надменно бросила Акраба, на мгновение забыв, что она давно уже не прекрасная шатера Руара, а всего лишь изуродованная, состарившаяся раньше времени кабацкая девка.
Горная ведунья зашлась то ли в смехе, то ли в кашле.
– Таисья, Таисья, жизнь так ничему тебя и не научила! Ты всегда тянешься за пирогом, который заведомо не сможешь съесть. И поменяй тон. Забыла, с кем разговариваешь? Гордыня – плохой советчик. Тебе ли не знать.
Акраба молчала. Она, конечно, могла бы ответить Каре, но… Себе дороже – прекрасно понимала женщина. К тому же горная ведунья кое в чем была, увы, права. Все беды в жизни Таисьи произрастали как раз из-за гордыни. И даже здесь, в Катаре, именно гордыня подтолкнула ее стать кабацкой потаскушкой, заливающей память элем вместо того, чтобы попробовать просто жить. Гордыня и непокорность – вот что всегда бурлило в отравленной душе Таисьи, не позволяя забыть старые обиды. И тем самым не давая шанса начать жить с нуля.
Прозорливая Кара прекрасно понимала это. Спорить с ней было бессмысленно. Как, впрочем, и останавливать решительно настроенную Акрабу.
– Будь по-твоему, – наконец нарушила затянувшуюся тишину горная ведунья. – Я скажу сестре, что ты ее звала.
– Буду премного благодарна, Кара. – И поразительно не гармонирующий с нищей обстановкой хижины и замызганным видом Акрабы элегантный реверанс, явно из прошлой жизни шатеры Руара.
Счастливо смеясь, пританцовывая, мать Ады отступила в заснеженную тьму. Где-то поблизости раздался протяжный вой драгов. Но Акрабе было глубоко плевать на гигантских волков. Она уже давно уяснила, что в жизни есть куда более страшные вещи, чем какие-то драги или смерть от их клыков.
– Не там ты ищешь свободу, девочка. Не там, – пробормотала горная ведунья и легким жестом, не вставая с кресла, закрыла за непрошеной гостьей дверь. – Свобода никогда не бывает снаружи. Потому что она всегда внутри.
– Какого?!.. – Возмущенный Анигай стоит на пороге хижины и переводит растерянный взгляд с изуродованного трупа кузнеца на меня, а затем на бледного Эвана. – Вы что тут творите? Совсем рехнулись, а? Вы… Вы зачем его так?!
– Акраба продала ему Аду. – В мрачном голосе Эвана звучит нескрываемый упрек в адрес Анигая, который, по его убеждению, недосмотрел за мной.
Только сейчас замечаю,
