изгиб, и он начал сдавать позиции.
Всё верно. Так и должно быть.
Приглушенное рычание вырвалось у Димитриоса:
– Это кровь мальчишки!!!
От его рыка пошатнулись картины на стене, и задребезжала мелкая утварь на большом письменном столе. Этот рык внушал страх обитателям дома и окрестным жителям.
Для Дины он был звуком мужского поражения.
– Да, – выдохнула она, сильнее вдавливая свое тело в тело мужа. Глаза изменили цвет, стали более насыщенно янтарными – первый признак зарождающегося вожделения. Дина ненавидела себя в такие секунды. Как могла она – в целом здравомыслящая женщина! – идти на поводу у своих инстинктов, которые вопили ей, что истинную страсть можно познать, лишь осторожно ступая по лезвию клинка.
Что она и делала. Всегда.
– Мальчишка…
– ЕГО мальчишка!!! – прогрохотал Димитриос, разжимая горло супруги. Но лишь для того, чтобы в следующий момент жадно подхватить её под ягодицы, раздирая платье выступившими когтями.
Дина застонала. Громко. Так, как он любил. Забираясь тем самым стоном под кожу властного и жестокого мужа, делая его пластичным, гибким, подвластным её желаниям и прихоти.
Когти не ранили женскую плоть. Пострадала лишь ткань. Ненужная, лишняя.
Мужские руки властно сжали бедра, оставляя красные отпечатки, грозившие со временем приобрести фиолетовый оттенок. Плевать. Сейчас речь шла о её жизни.
Дина изогнулась, заерзала, уткнулась в шею мужа.
– Ну и что?… Он вылетел на обочину, я не заметила…
– Его кровь на тебе, – прохрипел Димитриос, резко разворачиваясь. Сделав два огромных шага, больше походивших на хищные прыжки в сторону стены, он впечатал в эту самую стену спину жены, не заботясь, что удар будет сильным.
Его желание было сильнее.
Её аромат… Чужая кровь… Запах охоты… Адреналин его, её, кого-то другого, всё смешалось, слилось в единый непостижимый кубок с манящим тягучим вином, который предстояло выпить до дна.
Часто, обрывисто дыша, Димитриос задрал остатки платья жены, нашёл бегунок на брюках, рванул его вниз, и вот уже его налившийся член, больше походивший на таран, врывается во влажное лоно Дины, срывая с её губ стон удовольствия и боли.
– Да…
Она откидывает голову назад, чувствуя, как большое естество мужа разрывает её, растягивает, подчиняет. Грубый секс она любила. Чтобы вот так – жестко, властно. Без прелюдии, без нежных прикосновений. А клеймя, заявляя свои права на её тело. Делая больно лишь для того, чтобы в следующую секунду подарить сумасшедший жар, поглощающий её тело разом, не давая ни единого шанса на спасение.
Именно так она любила. Димитриос это знал, и знание лишало его рассудка. Хрупкая на вид Дина была неутомимой любовницей, готовой раз за разом экспериментировать, идти всё дальше и дальше в неконтролируемой жажде грязного удовольствия. Он не собирался её брать. Напротив, собрался, наконец,
