губами она вошла и, оседлав табуретку, уперлась руками в выглянувший между ног угол сиденья и принялась смотреть на него любознательно-весело, молотя хвостом от избытка дружелюбия. Кличка у нее была – Белка. Имелась в виду собака. – А кем? Где?
– У папаши. Вот он, кстати, идет. Отодвинься от окна, я не хочу, чтоб он нас видел. – Они откинулись к стене, переждав, пока Максим (он шел как обычно, не глядя, могли бы не беспокоиться) скроется в подъезде.
– Так ты с ним..? – с пониманием кивнула Бэлка. – Да нет, – сказал он. – Я его не вижу. Он в другом корпусе – он же главный инженер. А я в цехе. Ящики таскаю. Разнорабочий, это называется.
– Нормально, – сказала Бэлка.
– Какое нормально. Может чаю сделаешь?
– Кха-нэшно. – Бэлка встала. – Слушай!!! А картошки? Я как раз жарить собиралась. С помидорами! Хочешь?! Матка с дачи привезла!..
– Давай, – сказал он, испытывая внезапный голод. Фыркнул. – Нет, ничего, – сказал Белке, вопросительно обернувшейся от мешка с картошкой. – Привычка. Я же обедал, в столовой. Рабочих нормально кормят, и дешевле. Съебаться бы куда-нибудь. – Он встал, подошел к окну и посмотрел на клумбу, всю заросшую лопухами. Продолжал, не оглядываясь: – Очень хочется. – Ты не знаешь, может есть где-нибудь место пожить? Я б тихо сидел. Закрылся бы, никуда не выходил.
Он повернулся. Бэлка поднялась с корточек, распрямилась. В руках у нее была кастрюля с картошкой. Она нахмурилась. – Нет, не знаю. Хотя… – вскинув брови, она подняла глаза к потолку и постояла так. Пожала плечами, снова пожала плечами. – Ну, живи у меня! – Глядя на него, она снова пожала плечами. – А что? Ключ я тебе дам. Матка на даче все равно пропадает неделями, отпуск у нее сейчас. – Наконец она достигла цели: растрогала его почти до слез. – Да нет. Это не выйдет, – сказал он. – Слишком близко. Не хочется глаза мозолить… хорошему человеку.
Бэлка вопросительно на него смотрела. Он потрогал переносицу: – – Не знаю, приходит ли ему в голову, что жизнь его тоже обманула. Как Орфей, идущий из ада в сопровождении Эвридики и ни разу не оглянувшийся, продолжает идти, хотя и подозревает, что никакой Эвридики давно нет за ним. Но точно это сказать можно, только оглянувшись. Ну так вот, он не будет. Даже если ему этот вопрос в голову приходил. Слишком долго уже шел; за той дверью все давно уже протухло и истлело; а воли в нем достаточно. …Только это… как-то так получается, что, не меняясь по сути, воля к жизни с какого-то момента оказывается волей к смерти… Да. Слышал бы он, что я про него говорю, он бы мне еще один хук справа прописал.
Бэлка застыла как парковая статуя со сломанной головой и кастрюлей в руках. Наконец она сочла возможным ее выпрямить и, медленно, серьезно и важно, покивала:
– Я почему-то так и подумала.
– …Да?.. Это круто. О чем?.. Слушай, ты с ней что-нибудь делать собираешься? Дай, я тебе помогу, где нож? – Они стали чистить вместе, сидя вокруг мусорного ведра, у Бэлки был маленький нож, у него большой, картошки уходила сразу половина. – А как же
