деньги куда-то в многочисленные складки пышного платья. Нужно было уходить. Стоять и глупо пялиться на красавицу становилось неловко.
– Ну, я пошёл… – указал через плечо направление предполагаемого ухода Эдуард.
– Рада была помочь, – ответила цыганка и переключилась на других гуляющих.
Уходить не хотелось. Хотелось стоять и просто смотреть на девушку, любуясь её блистательной красотой. В её больших глазах отражался мир, который всегда был так далёк от Эдуарда. Любовь, ревность, страсть – понятия, без которых невозможно было представить жизнь смертного, каким-то странным, несправедливым образом всегда обходили его стороной. Он ясно понял, что тридцать лет его пресной жизни с лёгкостью можно было обменять на один-единственный день любви этой богини. Эдуард стоял и чувствовал, как что-то внутри него выходит из глубокого анабиоза. Это что-то, большое и тёплое, пробивало скорлупу забвения и начинало светиться, заполняя сердце непонятной радостью. И по мере того как внутри светлело, весь остальной мир становился маленьким, суетливым фоном, который лишь мягко оттенял причину этого сияния.
Причина сияния тем временем стояла на прежнем месте и бойко торговала счастьем. Зелёный попугай деловито достал очередную карточку и, получив за это кусочек яблока, как-то осуждающе глянул на Эдуарда. Под тяжестью птичьего взгляда Эдуард вздрогнул и, примятый к грешной земле своими глобальными душевными переменами, поплёлся на пляж.
Если Сочи – это тоже «жемчужина у моря», то его пляжи – скопища человеческого планктона, каждый год мигрирующего к этим берегам. Прибывая в несметных количествах, они заполняют собой каждый квадратный метр тёплого песчаного пляжа, не говоря уже о шезлонгах и коронных местах под зонтиками. Копошащаяся, гомонящая, постоянно передвигающаяся внутри себя система людей, объединённая общей высокой идеей, называемой «поехать на юга».
Эдуард, думая о своём, ступил на территорию пляжа и тут же был поглощён в меру раздетой толпой. Дорога до воды по пересечённой телами местности заняла четыре минуты, в течение которых были раздавлены две лодыжки, один указательный палец и цветастая панама, оказавшаяся чьей-то головой. Дойдя до воды, Эдуард оглянулся в поисках хотя бы ста кубических сантиметров пустого пространства. Такое пространство было найдено на дальней оконечности пляжа рядом с волнорезом. Начался тернистый путь в сторону намеченного места. Оказавшись у волнореза, Эдуард снял с себя одежду и лёг лицом к солнцу, почувствовав при этом, как тёплые камешки приятно захрустели под его спиной. Надев солнечные очки, мужчина самозабвенно захрапел. Проснувшись через час, он с удивлением заметил, что его передняя часть стремительно ворвалась во вторую зачётную группу отдыхающих – «красных как раки», в то время как задняя часть продолжала прозябать в третьей, «бледно-синюшной». Решив подтянуть отстающую часть к общему знаменателю, Эдуард перевернулся и подставил под ещё высокое солнце запотевшую спину. В этот ответственный момент кто-то бесцеремонно встал между ним и вечным светилом.
– Молодой человек, не могли бы вы отойти и не заслонять мне солнце? – вежливо обратился к мужскому силуэту Эдуард.
Стоящий
