ветра, пламенем огня, шумом прибоя и мягкой черной землей, в которой Любовь похоронила свой дневник. Она вышла однажды на улицу ночью, держа в руках дневник, в который день за днем делала записи. На некоторых страницах строки было не разобрать – буквы расплывались от влаги. Слезы текли с глаз Любы, когда она записывала свои переживания. Строки часто были злыми и горькими, и рыдать – меньше всего хотелось Любе. Но она не могла сдержать поток слез. Она слизывала их языком с губ и ощущала вкус соли. В ту ночь Любовь подняла еловую веточку и обернула ее красной лентой, сняв ленту со своего запястья. Если присмотреться, то на белой коже можно было увидеть шрамы, оставшиеся от царапин. Кровь на ленте высохла. Еловую ветвь, обернутую красной лентой, Любовь положила между страниц, концы ленты свисали с ее книги.
Люба зашла в сарай возле дома. В этом сарае ее семья хранила инвентарь. Она взяла лопату и вышла в поле, которое было за дорогой. Любовь выкопала небольшую ямку и положила в углубление свой дневник. Любовь достала сигарету и закурила. Она чувствовала, что ей больно. Больно так, словно дитя, зародившееся в ее чреве, не смогло жить дальше, и куски его детской плоти вышли из нее вместе с очередным кровотечением. Любовь затушила сигарету об язык. Любе хотелось притупить свои чувства. Она не могла больше чувствовать этот запах гнили вокруг. Запах разложившейся плоти и смрада язвенных ран людей, носивших на своих лицах маски, но не являвшихся людьми по своей сути. Она не могла больше чувствовать эту пустоту в своей душе, и ей не хотелось разлагаться самой. Люба сплюнула этот горький сгусток пепла на свой дневник. Окурок полетел туда же. «Этого никто не должен увидеть», – подумала она, – «Но молчать я больше не могу». Она забросала книгу землей и разровняла землю, прикрыв снятым дерном с травой. Люба села рядом. Ей хотелось заплакать, но слез не было. «Неужели закончились?» – думала Люба.
«Москва слезам не верит», – повторила известную фразу однажды школьная учительница девочке, когда ту в очередной раз отцепляли от своих одноклассниц. «Зачем ты лезешь в драку?» – спрашивала девочку учительница. «Я не буду оправдываться и не стану ничего объяснять», – отвечала она, когда другие девочки начинали хором говорить, что драку затеяла именно она. Тогда учительница говорила ей: «Встань». Девочка поднималась со своего места. Класс смотрел на девочку. Ее руки и лицо были в царапинах, волосы, заплетенные в косу, расплелись. Она выглядела неопрятно и неряшливо, как дикий испуганный котенок. Но лицо девочки было сердитым и упрямым.
«Девочки сказали, что ты обматерила их, и говорила неприличные слова. Это так?», – спросила учительница.
«Да, так», – ответила девочка.
«Почему ты сделала это?»
«Пусть они сами Вам расскажут. Может быть, не соврут»
«То есть ты у нас – невинный ангел? Белая и пушистая?»
В классе смеялись. «Белая и пушистая, ха-ха-ха, ангелок – не то слово» – смеялись и девочки, и мальчики. Не смеялся только один мальчик в классе. Он сидел на расстоянии нескольких парт от нее. Девочка обернулась и посмотрела испуганно на мальчика. «Помоги мне, скажи этой стерве хоть что-нибудь! Ты же знаешь, почему это все произошло…» Мальчик смотрел на нее глазами, полными слез, и молчал. Он как бы говорил ей мысленно: «Не плачь, я с тобой».
Девочка заморгала, предательские слезы ручейками стекали по ее лицу и капали на школьную тетрадку, размывая все, что было там написано. Она старалась думать о шахматах, но не помогало.
«Что ты плачешь? Ты чувствуешь свою вину? Москва слезам не верит, Люба. Мне придется обсудить твое поведение на педсовете. Садись, бессовестная». – сказала учительница.
Девочка села, сложила руки замком и уткнулась в них головой. Ее плечи сотряслись от беззвучных рыданий. «В моем мире этого нет», – думала она у себя в голове.
Ее одноклассник, который сидел с ней рядом и был влюблен в нее так же, как и некоторые другие мальчишки, погладил ее локоть. Мальчика звали Вова. Но девочка любила другого одноклассника. Того, который сидел на несколько парт дальше и промолчал. «Не плачь», – сказал шепотом Вова, – «У меня есть кое-что для тебя». Из школьной сумки мальчик достал склеенный из бумаги и коробка спичек кораблик. Чудесный маленький кораблик. И стеклянные бусы, смастеренные явно из побрякушек, висевших у него дома на люстре. Мальчику наверняка досталось тем вечером от родителей. Девочка взяла в руки бусы и кораблик, положила в свою сумку. «Спасибо», – сказала она, – «Но, по-моему, уже все в классе знают, с кем я дружу». «Ну и что», – ответил мальчик. «Мне хочется тебе это подарить, и мне не нужно ничего в ответ». «Спасибо», – еще раз сказала девочка.
«Разговоры в классе прекратить!» – закричала учительница. Люба, Вова – дневники на стол. Дети передали дневники вперед.
Девочка посмотрела на закапанную слезами тетрадку. Она взяла ручку и зачирикала каждую страницу тетрадки. На чистом листке тетради девочка написала: «Я ненавижу вас всех. Сгори в аду, злобная сука».
Прозвенел звонок,
