сотовый – типа, забыла. И поскакала к мачо.
– Короче, утром тихонечко прихожу – как мышка крадусь, тихонько-тихонько… Удовольствие в теле, Джарик отжарил – наскучался, малыш, а-а-а… Так на столе Самсунг мой, за двенадцать косарей, бл-лин, по кусочку… Я его честно заработала, это был не подарок бесплатный, как ей! Она его ножиком столовым, представляешь, искромсала! Как силёнок только хватило – он же крепкий, как кирпич! Откуда столько злобы и силищи в этой мелкой шмакодявке нашлось, а? Тварь! И спит – типа… Ну, тут уж я тоже на характер пошла!.. А что? Имею право, твою мать! Я ведь по натуре – добрая, ты же знаешь, я всех люблю, даже та-ку-ю ду-ру. Но – довела… в натуре – реально довела!
Увидев раскрошенный телефон, Ольга несколько секунд стояла, хватая ртом воздух, а потом коршуном подскочила к Ирине и от всей души выкрутила ей ухо!
Они подрались.
Причём Ольга больше придерживала подружку, помогая себе подушкой и одеялом. Ирина же, обезумев от неожиданной резкой боли, которой ей в жизни не приходилось испытывать (в детстве её физически не наказывали, потасовок она избегала), с каким-то птичьим клёкотом махала-сучила руками-ногами, пытаясь ударить и скинуть с себя тяжёлую и сильную Ольгу. И растопыренные пальцы были похожими в этот момент на когти хищной птицы, а из перекошенного злобой рта вылетал рык подстреленного льва!..
Ольга совладала с ней довольно быстро – сказалась разница в весе и нелюбовь Ирины к спорту. Через две минуты госпожа Островская была спелёната в одеяло и придавлена к кровати роскошным телом, которого совсем недавно ублажили во всяких позах. И любительница южных мужчин, максимально приблизившись, сверля взглядом в упор в безумные от ярости глаза Ирины, с каждым своим словом делая волнообразные придавливающие движения, (от чего пленница вынуждена была выдыхать с тоненьким «игханием»: «Игх! Игх! Игх!»), медленно и жёстко проговорила:
– Ещё! Раз! Возьмёшь! Мои! Вещи!.. Убью! Убью! Убью!!!
И анапская кровать в такт опасно скрипела, норовя опять развалиться от такого бурного проявления человеческих страстей. Уже в который раз.
Ольга ловко соскочила с Ирины, образовав сразу свободное для манёвра пространство (на случай продолжения боевых действий).
Ирина шипя, как рассерженный Каа, у которого прямо из пасти выхватила зачарованного бандерлога ловкая пума, заметалась по вагончику, хаотично хватая всякие вещи, свои и подруги, пытаясь немедленно собраться и умотать к чертям собачьим из этого пристанища моральных уродов и извращенцев! Поскорее убраться из этой клоаки человеческих пороков! От этой негодяйки, сучки! Которую она (я добрая, а ты – сука и злая!!!) великодушно простила за самый страшный грех – убийство любви, надежды и веры! Простила за самый сильный и незаслуженный удар в жизни и непреходящую боль в воспоминаниях!..
Впрочем, желание немедленно вцепиться обидчице в наглую морду и выцарапать ей глаза, нивелировалось вполне прагматичной причиной: у Ольги, сидящей на своей кровати и
