социализацией и утверждающим, что личностью не рождаются, личностью становятся. Вопреки всему Настя выросла славной девушкой: была доброй, работы не чуждалась, во всех домашних делах по собственной воле помогала матери и делала все быстро, ловко, особенно любила стряпать.
Правда, не в меру сюсюкаясь со своей ненаглядной дочкой, мать до конца все-таки не смогла противостоять своим профессиональным потребностям – она с самых пеленок разговаривала с Настей по-английски. А к четырем годам, никогда не принуждая к занятиям – упаси Господи утомить ребенка – научила ее читать. Маленькая девочка книжки любила больше кукол.
х х х
В семнадцать лет залюбленая родителями Настя ошарашила их своим заявлением о том, что она выходит замуж за Семена. Повзрослела. Родители были против поспешного решения своей дочери: во-первых, рано; во-вторых, им не нравился жених. В хуторе Семен слыл молчуном, человеком замкнутым, «себе на уме». Он был из тех, кто звезд с неба не хватает, а живет потихоньку, никому не мешает. В отличие от Насти, читавшей Киплинга, Джека Лондона и Хемингуэя в оригинале, он не только не владел ни одним иностранным языком, но не мог связать двух слов и по-русски, поэтому изъяснялся, в основном, при помощи нецензурной лексики. За всю свою жизнь он прочитал только одну книжку, «про барышню, которая решила обмануть богатого мужика и нарядилась крестьянкой, чтоб он ее не узнал. Тот мужик думал, что она настоящая крестьянка и стал ее каждый день любить. А когда догадался, что она – барышня, то сразу это… женился». Ту книжку Семен читал давненько, когда еще учился в школе, поэтому ни названия, ни автора ее не помнил. И вообще, он эти книги терпеть не мог, ненавидел, полагая, что читать их – это пустая трата времени – он и так был поумнее многих.
Мать с отцом, конечно, пророчили Настеньке не такого жениха, они несколько раз деликатно беседовали с дочерью, пытаясь предостеречь ее от необдуманного шага. Они говорили: «Ты еще ребенок, и не знаешь, что замужем – не мед. И потом, у тебя нет никакой специальности, сначала надо выучиться, твой Семен никуда не денется, подождет. А с мужем, кастрюлями и пеленками тебе будет не до учебы. Успеешь, наживешься еще замужем. Вас никто не разлучает. Мы ведь тебе не запрещаем дружить с ним, но это не означает, что вы непременно должны пожениться. Подумай сначала хорошенько. Он как работает скотником, так скотником на всю жизнь и останется. Что у вас с ним будет общего?» Настя чувствовала себя неловко, она не прекословила родителям, но оставалась при своем мнении. «Что я с собой могу поделать? – оправдывалась она, капризно растягивая слова. – Я же не виновата, что у нас в хуторе нет ни дипломатов, ни летчиков».
Последний их разговор закончился на повышенных тонах. «Вот я, – привела пример из собственной жизни мать, – вышла за твоего отца в двадцать два года, а ему было – двадцать пять. Мы с ним встречались три года, не три месяца, как вы с Семеном. А поженились, только когда я закончила институт». Мать сидела с измученным бессонницей лицом, по обыкновению выпрямив спину и положив руки
