кроме темноты в глубине квадратной дыры ничего не мог разглядеть, и снова опускал и поднимал груз.
Настя отступила от крыльца подальше и, подняв голову, наблюдала за мужем. В этот момент словно разрушилась преграда, разделяющая ее с ним. Вот такого непосредственного когда-то она его и полюбила. Тогда она не могла и предположить, что он окажется таким черствым и грубым.
– Ну, вот и все, а ты боялась, – слезая с крыши, сострил подобревший от Настиной оплошности Семен. – Теперь иди топи. Только сначала это… пусть дрова прогорят два раза, чтоб дымоход прогрелся получше, а уж потом засыпай уголь.
Отряхнув штаны, как будто на них налепились опилки, он снова подошел к куче угля и взял в руки лопату. На улице стало темнеть, сумерки сгущались все больше и больше, постепенно уголь слился в одну черную массу и уже не отличался от земли. Семен продолжал работать в темноте.
х х х
Когда, закончив дело, он открыл дверь, в кухне у Насти уже все было готово. На плите в двух ведрах закипала и парила вода. Посередине пола стояла небольшая оцинкованная ванна, рядом с ней выварка с горячей водой. От обильного испарения воздух в кухне, в котором еще ощущался запах гари, наполнился теплым паром. Настя убирала со стола, на чистой половине которого лежали ровно сложенные полотенца.
Семен снял грязную одежду, бросил ее у порога, не включив свет, обошел комнаты, принюхался. И в спальне, и в зале еще пахло дымом. Вернувшись в кухню, пододвинул табуретку к стенке, сел устало, с раскрасневшегося и грязного от угольной пыли лица вытер ладонью крупный пот. Настя взглянула на него и спросила:
– Будешь первый мыться?
– Купайся сама, – ответил он, – я подожду, отдохну немного.
– Устал?
– Конечно, – не поднимая головы, буркнул он.
Настя медленно сняла жёлтенький халат, под которым ничего больше не было, повесила его на вешалку, оглянулась на Семёна и, подойдя к ванной, плеснула на ее дно ковш воды, а затем встала в нее сама. Чуть изогнув спину, она откинула назад волосы и, зачерпнув из выварки воды, стала поливать себе на голову, глядя в это время на окошко.
– Такие были чистенькие занавески! – намыливая спутанные волосы мылом, огорчилась она. – А теперь их надо стирать. Много у меня завтра работы будет.
– Черт с ними, – разглядывая обнаженную Настю, успокоил ее Семен. – Ничего страшного, постираешь.
Глаза у Насти были зажмурены, чтобы не попало в них мыло, и она не знала, смотрит он на нее или нет, но по его голосу, которым он ответил, поняла, что смотрит. Не первый раз Настя мылась под критическими взглядами Семена и всегда оттого, что он разглядывает ее голое тело, ощущала беспомощный стыд. Каждый раз ею овладевало досадное чувство. Пытаясь сгладить свою неловкость, девушка делала вид, что не обращает на мужа внимания.
Намылив мокрые волосы, она легкими движениями обеих рук помыла их и стала ополаскивать, поливая из ковша. Вода стекала по всему гибкому телу, нежно согревая будто бы выточенные изящные
