собой право распоряжения, которое фактически сводится к праву получения доли дохода, прямо-пропорциональной объему имущества каждого, независимо от подлинно вложенного труда по качеству и количеству, от истинно созданной стоимости каждым соучастником, которую трудно установить даже при научно обоснованном учете. В этом случае не достигается истинная оценка труда каждого соучастника общего дела, не получается справедливого распределения благ по самому важному в данный момент критерию – фактической стоимости добавленного труда. А это уже момент присвоения части чужого, момент эксплуатации человека человеком. Если в этом случае каждому соучастнику сначала возместить его амортизационную долю, а остаток добавленной стоимости разделить пропорционально исходному объему имущества, то элемент присвоения части чужого сохранится. Во втором случае право распоряжения добавленной стоимостью полностью принадлежит собственнику исходного имущества. Даже при желании справедливого разделения общего дохода он не сможет быть достаточно объективным. И в этом случае объективно будет иметь место момент присвоения части чужого, который может быть и, как правило, усиливается, усугубляется субъективным стремлением получить как можно больше. В первом случае «дикость» права остается замаскированной неравнозначностью объединенных объемов имущества и отсутствием достаточно точных критериев труда. Во втором случае «дикость» права полностью упрятана от обнаружения в формальном смысле полной принадлежностью изначального объема имущества субъекту собственности, т.е. работодателю. В первом случае большую долю благ получает тот, чей объем изначально объединенного имущества больше. Во втором случае доля благ каждого наемного трудящегося полностью зависит от воли собственника изначального имущества. В обоих случаях явно видно, что формально всегда прав тот, у кого больше прав именно в формально зафиксированном виде. А правовые отношения, в частности отношения собственности, всегда основываются и осуществляются в соответствии с их формальным видом, закон защищает свою букву, а сила государства защищает закон. То есть сила и потенциал насилия на стороне формы, формальной видимости, а не на стороне содержания и сути явления, дела. За все время действия ПЧС трудовое участие субъектов экономической деятельности учитывалось слишком ориентировочно и по количеству, и по качеству – по стоимостному содержанию. Такое положение дел всегда было более выгодно тому, у кого больше прав по части права распоряжения. А остальные участники общего дела оставались в зависимости от самообмана и от воли более правомочного субъекта по вине «дикости» форм права, расходящихся по признаку соответствия их истинно необходимому сущностному содержанию. Итак, первый момент «дикости» ПЧС по части права распоряжения обнаруживается в несоответствии его формы истинно необходимому сущностному содержанию. Форма не учитывает важнейшего