style="font-size:15px;"> Игрец прозвался по гуслям или гусли по игрецу?
…А как, доканчивая песню, он отрешённо клонил голову на плечо! Как метал в сторону и вверх бряцающую руку, словно гу́лы отпуская на волю!..
Ещё Крыло успевал подмигивать девкам и молодым бабонькам, озорно кивать мужикам. Его взгляд не обошёл парня, державшего на руке братёнка, а под мышкой – затрёпанный чехолок. Крыло усмехнулся. Может, с превосходством, может, себя в отроках вспомнил.
Светел в лицо ему не смотрел. Не видел усмешки гусляра, не гадал, что она означала.
Чужая недоля
В свой шатёр Светел прибежал как настёганный. Скорее вновь вытряхнуть гусли: как-то им придутся подсмотренные ухватки! Он даже не обратил внимания на недовольного Зыку, сторожившего Коренихин рундук… а зря. Мама с бабушкой были не одни. По другую сторону очажка на войлоках, держась за руки, тихо сидели двое. Крепкий светловолосый мужчина и маленькая заплаканная женщина. При виде Светела оба так и подпрыгнули. Уставились на него. Друг на друга…
Он поклонился им как подобало. Спустил наземь Жогушку. Тот юркнул к Равдуше – показывать лапоток. Гостья отчаянно, горестно и жадно уставилась на малыша. Карие глаза опять наливались слезами. Ни дать ни взять узрела родного сынка, воспитанного иной матерью и внезапно нашедшегося. Она даже потянулась к чужому дитяти, робко, пугливо. Равдуша вдруг всхлипнула вместе с нею… и почему-то дозволила погладить Жогушку по голове. Женщина вскинула взгляд на Светела. Вздрогнула, спряталась у мужа на плече.
Тот её обнял. Он глядел почти как сам Опёнок давесь – на слишком удалого и даровитого гусляра.
Светел косился то на своих, то на гостей, стоял столбом. Тщетно силился понять, что стряслось. Казалось, в шатре только что говорили о нём. Непонятно как, такое чувствуется всегда.
Корениха, по обыкновению, взялась за дело, с которым Равдуша не мыслила совладать.
– Пойдём, внук, – проворчала она, поднимаясь. Властно взяла Светела за руку, вышла с ним из шатра. Оказавшись снаружи, требовательно спросила: – Ты их о́знаки рода верно ли разобрал?
Он с облегчением кивнул. Скривился в ухмылке:
– Они эти… – Прижал одну руку, вторую оттопырил локтем по-птичьи. – Ан…
Хотел сказать «андархи», потому что во время давних войн род Облачной Птицы единственный попал под нашествие, отчего в злых устах по сей день звучали насмешки.
– Цыц! – перебила бабушка. – Я те позубоскалю! Недоля у них в роду приключилась.
– Хуже той прошлой?..
– Лебеди давно над избами не летают. Деток мало ведётся.
«А не надо было после плена скопом рожать, да в чужую породу…»
Корениха услышала его мысли:
– Молчи, дурень! Ума не нажил рот раскрывать! Это после Беды сталось.
Бесстыжий внук всё же буркнул:
– После Беды каждый род оскудел…
– Мы кручинимся, что по семеро сынов ложками не стучат. А у них
