Тутмес. Всего три поколения спустя здоровый человек станет реликтом. Для того, чтобы найти Лину и сотню ей подобных, я потратил два года.
– Почему вы не искали в Азии и в Африке, хозяин? Процент чистых генов там гораздо выше…
– А ты не знаешь почему? – рявкнул Виктор.
– Извините, хозяин! – Тутмес скукожился, посерел от страха, сложился в поклоне. – Простите, ради Бога!
– Потому что чертовы ниггеры и азиаты вымрут позже приличных людей! Только не говори, что я расист!
– Нет-нет, что вы, такое мне и в голову придти не может…
– Белая раса сделала больше всех для этой долбаной планеты, а вымрет первой из-за своего сибаритства и чистоплюйства. Это что, нормально по-твоему?
– Нет, нет.
– Это ты – расист, – Виктор ткнул пальцем в согбенного Тутмеса. – Все вы, цветные, ждете, пока мы окочуримся, лелеете надежду поплясать на наших косточках, получить в наследство то, что мы создали сотнями лет труда. Только ничего у вас не выйдет. Знаешь почему? Потому что ниггеры и китаёзы тоже вымрут, только, может быть, лет на пятьдесят попозже. Пружина заведена, процесс запущен. Понял, да?
– Понял…
– Ладно… – Виктор махнул рукой, остывая как чайник, выпустивший пар. – Довольно болтать. Начнем работу. Сегодня я введу Лине присадку генотолерантности. Присадку высшего качества – в пару тысяч раз дороже того дерьма, что торчит в твоих хромосомах. Присадку, изготовленную на материале Амеадоры красной со Станса. Три дня уйдет на адаптацию. И это будет нашим первым, малейшим шажком. Надеюсь, он не закончится пшиком. Шагать нам еще ох как долго…
День 5
Лина сидела в кресле и глядела на Тутмеса. Тень уходящей боли замутняла ее взгляд, тянула вниз уголки губ. Лина гладила длинными пальцами кожу подлокотников, пытаясь убедиться в их реальности.
– Почему я здесь? – шепнула она тихо, едва слышно. – Я вернулась на Землю. Я гуляла по парку, летала в небе, плавала в океане. Пила вино с друзьями. Легкое белое вино… Выкинула из головы мысли о Викторе и его мертвом Слоне. Почему я снова здесь?
– Вы все время были здесь, госпожа, – сказал Тутмес. – Все три дня. Это был сон, юная госпожа. Сон, не более того.
– Сны не бывают такими… настоящими.
– Бывают. Искусственный сон. Он сродни наркотическим грезам, он ярче, чем сама жизнь.
– Значит, Вик все-таки вкатил мне какую-то присадку?
– Да, госпожа.
– Я убью его, – голос девушки стал г ромче, обрел яростный оттенок. – Убью!
– Вы когда-нибудь убивали, госпожа?
– Нет…
– Тогда не убьете и сейчас. Это страшный грех – убивать. Он оставляет огромные дыры в душе, их не залатать ничем.
– А ты убивал?
– Да, госпожа. – Лицо Тутмеса исказилось, постарело вдруг на десяток лет. – Не будем об этом…
– Что будет дальше?
–
