о стол. Руки у него тряслись. Сами по себе вздрагивали отёчные мешки под глазами и дряблые щеки в синих и красных прожилках.
Внутри у Игоря как-то всё вдруг всколыхнулось, отстоявшиеся слои начали волноваться и смешиваться, накладывая одни воспоминания на другие. Только утром всё было ясно и понятно: они исполняют тайное поручение первого лица государства…
Миссия сильно поднимала Игоря в собственных глазах. Смешно, но она уравнивала его с теми, кто жил нормальной адекватной жизнью. Пусть даже адекватность эта состояла в ежедневном стоянии в переходах и при дверях или уборке битой герцогом посуды. Адекватность! Когда вместо сосущей пустоты внутри повинность или рвение, или покорность, или неприятие. Хоть что-то, а не одно застоялое ожидание чуда.
Ждать, похоже, некого и нечего! Никто его никуда не отправит. Почему? Да потому, что он игрушка. Что для высокого герцога, что для похмельного борова коменданта.
Игорь поймал себя на том, что в единое мгновение дистанцировался от всех и от вся. Только Шак почему-то остался на прежнем своём месте. Хозяина? Друга? Дикого коня, не ведающего правил человеческого общения? Игорь отринул всех, кроме него, да, пожалуй, ещё Суна.
– Я давно за тобой смотрю, Карик, – прорезался комендант. – Всё подглядываешь, подслушиваешь… попался!
– Я, Ваша милость, с чистым сердцем. Вот подозрительных привёл. Голубями интересуются.
– Голубями, говоришь… а ты тут при чём?
– Так они у меня про голубей спрашивали, а я дай, думаю, отведу торговцев к господину коменданту, ему виднее.
Похмельный мужик пожевал губами, будто хотел и их съесть, обсосал нижнюю и вприщур уставился на виновников:
– Кто такие?
Сун приветливо улыбнулся Его Неряшливой Милости, сложил ладони под подбородком, поклонился, сощурил без того узкие глаза и пропел:
– Мы честные торговцы, ездим, ловим или покупаем птиц, продаём. Ваша милость не должен опасаться. У нас есть все документы.
– Покажи, – потянулась грязная широкая как лопата ручища. Сун вытащил из маленького тубуса свиток. Комендант развернул скрученную бумагу, прочёл, – грамотный! – и издевательски хрюкнул:
– Торговцы? Да вы такие же птицеловы, как Копыто звездочёт. Подсылы! Шпионы! Вот велю вас пытать, так ли запоёте?
– За что пытать, Ваша милость! – взмолился Сун.
– За вредительство. Кто сено в запрошлом годе пожог? Вы! Кто на стене ратуши похабное слово написал? А? Что молчите? Тот-то! Вы! Кто молочницу убил? Горбашка! Горбан!!!
В грязный покой вбежал действительно горбатый неопределённого возраста мужик с длинными, чуть не до полу руками.
– Горбашка, отведи вредителей в подвал. Пусть с ними Макуша потолкует. Думаю, они девушку молочницу сегодня ночью снасильничали и убили. Вещички их вели обыскать… нет, лучше, пусть сюда принесут. Я сам обыщу. О! И Карика обыщи. Что-то он у притолоки жмётся. Заначил
