style="font-size:15px;"> Я к парку. Тянет как магнитом к скоплениям деревьев. Чтобы много кислорода. Чтобы было что-то выше, но созданное не людьми, самой природой. Не всегда хочется с ней бороться.
Мне навстречу девушка в салатовой жилетке. Маленькая, она надвинула до самых глаз шарф. В руках листовка с белокурой девушкой. Волонтёрша встречается со мной взглядом, цепляет им как рыболовным крючком за губу: глаза такие, будто сама потерялась, или саму себя ищет.
Значит, пропала очередная нелюбимая. В таком возрасте они сбегают сами чаще всего. Вот и Мила может такую родить. Мысли о том, сколько их ещё вокруг, таких отчаявшихся женщин, и таких ненавистных детей, забивают сознание, вспухают под его натянувшейся оболочкой. А потом эти дети вырастают, и начинают причинять боль другим. Как я.
Деревья расступаются перед краем парка. Набираю номер Елисея. Он выслушивает внимательно. Обещает всё сделать. И опять просит поговорить с отцом.
В обратную сторону. Возвращаюсь к магазину. Прежде, чем дверь разъезжается, взгляд спотыкается об листовку с фотографией, прикреплённой к стенду с общей информацией. Наклейка на стекле закрывает лицо пропавшей наполовину, но мне уже становится не по себе.
– Нин! – я стою перед стендом и глажу взглядом глаза и губы девушки на фотографии. – Нина!!!
– Что? Что случилось? Кость? – её испуганное лицо у моего плеча.
– Кто это сделал? – вжимаю указательный палец в надпись: «Пропала без вести», будто пытаюсь насквозь её проткнуть.
– Господи, ты так кричал. Я перепугалась до смерти.
– Кто, блядь, это сделал?
– Девушка. Девушка-волонтёр. Она спросила. Всё в порядке. Татьяна Владимировна сказала, что можно.
Я на улицу. Найти в бело-чёрном пейзаже из снега и деревьев девушку в салатовой жилетке. Рыщу.
Впереди. Чуть правее. Схватил за кудрявые волосы взглядом. Несколько метров до неё. Преодолеваю одним броском.
За локоть. Разворачиваю к себе. С такой силой, что она едва удерживается на ногах. Я не даю ей упасть. И не дам уйти, пока не ответит. В её глазах всё та же растерянность. Попытка сказать спокойно сходит на хрип:
– Ты… – выдох-вдох. – Это ты наклеила листовку в магазине?
– Мне разрешили. Отпустите, пожалуйста, мою руку.
– Кто тебе их дал?
– Группа.
– Какая группа?
– Оперативно-розыскная. Её организатор. Александр Дмитриевич. Отпустите, пожалуйста…
– Какой Александр Дмитриевич? – цежу я. Меня бесит, что она говорит со мной сквозь шарф. Как через медицинскую маску. И я не вижу её губы. Издеваются ли они надо мной, ухмыляются? Сдавливаю сильнее. В её глазах растерянность тонет, и на её месте выступает злоба.
– Пусти! – она изо всех сил отдёргивает руку. Падает на шаг назад. Ловит равновесие.
Выхватываю из её голых пальцев листовки. Перебираю их в спешке. Они мнутся, не попадают друг под друга.
