денег нет.
– Господи, что же нам делать? – всхлипывает мама, качая головой.
К нам подходит какой-то человек в синей униформе.
– Что случилось, миссус?
Папа говорит ему, что нам некуда податься, денег у нас нет и переночевать негде, а дети голодные. Человек говорит, что как раз сдает дежурство, ему так и так идти в участок отмечаться, а там придумают что-нибудь. Еще говорит, что он – гард: так именуются полицейские в Ирландии, и спрашивает, как называют полицейских в Америке.
– Копы, – отвечает Мэйлахи.
– Какой смышленый маленький янки, – говорит гард и гладит его по голове.
В участке сержант сообщает нам, что переночевать можно в бараке, но, к сожалению, спать придется на полу. Сегодня четверг, и все камеры забиты мужчинами, которые пропили пособие по безработице и ни в какую не хотели уходить из пабов.
Гард приносит нам горячий сладкий чай и толстые ломти хлеба с маслом и вареньем, и мы довольные носимся по всему участку. Гарды называют нас славной бандой и малышами-янки и говорят, что заберут нас к себе домой.
– Нет! – протестую я.
– Нет! – повторяет Мэйлахи.
– Нет-нет! – пищат близнецы.
Гарды хохочут. Заключенные тянут руки сквозь решетку, гладят нас по головам. От них пахнет как от папы, когда он приходит домой, распевая про Кевина Барри и Родди Маккорли.
– Надо же, языкастые какие! – восхищаются заключенные. – Ну чисто кинозвезды. Откуда ж вы к нам такие пожаловали?
Женщины из камер в другом конце коридора кричат, что Мэйлахи – красавчик, а близняшки просто лапочки!
– Поди сюда, милок, конфетку хочешь? – обращается ко мне какая-то тетя.
Я киваю, и она продолжает:
– Вот и славно, ручку давай. – Она вынимает что-то изо рта и сует мне в руку.
– Вот тебе ириска, вкусненькая. Ну же, клади в рот скорее.
Я не хочу ириску, потому что она липкая и облизанная, но я не знаю, как себя вести, когда заключенная дает тебе ириску, и уже собираюсь положить ее в рот, но ко мне подходит гард, забирает ириску и швыряет ее обратно тете.
– Шлюха пьяная, – говорит он. – К ребенку бы хоть не лезла!
Женщины смеются.
Сержант дает маме одеяло, и она засыпает, вытянувшись на лавке. Мы все ложимся на пол. Папа сидит у стены и не спит – глаза у него блестят из-под козырька кепки; гарды угощают его сигаретами, и он закуривает. Оказывается, гард, который швырнул ириску, сам родом из Баллимены на Севере, и они с папой вспоминают общих знакомых оттуда, и еще из Кушендалла и Тума. Гард говорит, что когда выйдет на пенсию, поселится на берегу Лох-Ней и тогда уж порыбачит вдоволь.
– Угорьков наловлю! – мечтает он. – Шибко они вкусные, жареные-то.
– Пап, этот дядя Кухулин? – спрашиваю я.
Гард хохочет так, что лицо у него становится совсем красным.
– Вы слыхали? Кухулин, надо же! Ну, малец. Хоть
